Раздался одобрительный гул. Я понимал этих людей. Сейчас я разъясняю совершенно чуждые для них вещи вполне понятными для них словами, а не всякими заковыристыми терминами и пространными теориями, состоящими сплошь из невыговариваемых слов.
— Запрет же, как я уже сказал, мотивировали тем, что при использовании Искусства Смерти Видящий разрушает свою душу.
— А разве нет? — произнёс молчаливый Фирц. — Ведь не зря же такую энергию назвали энергией Души? — повторил он вопрос Леона.
— Я думаю, вряд ли кто-нибудь из вас знает, почему её так назвали.
— Не знаем, — согласился за всех Роган.
— Тогда опять поясняю. Этот вид энергии был назван так из-за того, что она отделена от запаса Сил Искусника, восстанавливающихся с помощью энергии Мира.
— Это что же получается? — произнёс Фирц. — Видящий может израсходовать сначала один запас, а потом начать расходовать другой?
— Совершенно верно, — кивнул я головой. — Просто, если израсходовать энергию Мира, то ты вообще ничего не чувствуешь. Абсолютно. Не можешь больше плести плетения и не более того. Но, расходуя энергию Души, ты, как бы это сказать, вынимаешь из себя некий стержень. Вроде нормально ходишь, ешь, можешь бегать и вообще заниматься всякими физическими нагрузками, и всё время чувствуешь себя безумно уставшим. Уставшим настолько, что всё становится безразличным, ты как бы умираешь ненадолго. Дышишь, ешь, двигаешься, мыслишь, но ты мёртв. Потому-то эта энергия носит такое название. Получается, что ты ненадолго как бы остаёшься без души, рассевая её в мире, затем постепенно она к тебе возвращается, и всё становится как обычно. Так это или нет, никто толком не знает, просто выдвинули соответствующую теорию, и больно уж она правдоподобна, именно после неё на Искусство Смерти был наложен запрет. Хотя это глупо. До этого все, кому не лень изучать вторую ветвь Искусства, пользовались данным Источником на протяжении столетий, и ничего с ними не происходило, а потом появился этот запрет. В те годы погибли тысячи Видящих в войне друг против друга, но запрет всё-таки остался, и вот уже шестьсот лет тянется этот маразм. К демонам бы отправить тех захардовых выродков, которые придумали запрет, прости меня, святой Идор, за такие слова.
На некоторое время воцарилось молчание — все обдумывали услышанное. В том числе и я сам, только не услышанное, а сказанное. Некоторые вещи, пожалуй, говорить не стоило. Да и, как это ни странно, разговор одновременно доставлял мне два противоположных чувства. С одной стороны, радость — ведь Искусство я люблю, а с другой стороны, грусть — ведь я остался без этого самого Искусства. Может быть, стоит закончить разговор? Хотя, ещё кое-что нужно обязательно сказать.