Со временем отрезвляющее действие холода помогло привести в порядок мои мысли словно кто‑то наконец‑то нажал кнопку перезагрузки, что таилась в глубинах коры головного мозга, и я начал примерно ощущать где я, поскольку пытаться разглядеть замызганные, покорёженные, стершиеся номера домов не имело смысла, хотя вполне можно было ориентироваться по граффити, ибо никому даже и в голову бы не пришло стирать их здесь, в этом неблагополучном райончике, где жили в основном переработчики металлолома (мыслящий тростник берет за свои услуги горазд меньше, чем какой‑нибудь конвейер), мусорщики, мелкие барыги, грабители, что крали друг у друга, кажется, один и тот же кошелек вот уже который год, водители, колесившие по одним и тем же маршрутам так много, что любая другая дорога покажется им кощунством и дикостью, фасовщики, засовывавшие новые приборы, плееры, телевизоры, телефоны, планшеты, компьютеры, детали, комплектующие, оружие, препараты, элементы, адаптеры, провода по своим коробкам, пакетам, оболочкам, потому что, опять же, сломавшийся механизм заменить будет все‑таки чуть дороже, чем состарившегося прямо над конвейером работника, несмотря даже на медицинские страховки, которые, кстати, давно упразднены, так как единственное, что происходит на производстве, так это выдача готового продукта (тройное «ура!» перфекционизму инженеров, доведшим технику до совершенства), а когда что‑то все‑таки и ломается и кому‑то отпиливает руку или ногу, то все просто разводят руки в стороны, жмут плечами и ищут виновного, кричат «Саботаж!» и клеймят мразей-конкурентов, потому что ничто никогда просто так не ломается в наше время, и именно в таких домах они и живут, и к такому дому я подошел.
Передо мной развалился тот самый мастодонт многоквартирного комплекса, где каждый дом был в своем роде клеткой какого‑то огромного организма, который давным-давно сдох и уже сгнил наполовину, и где‑то там сидел тот, кто был сейчас мне нужен как никогда раньше, а именно — мой знакомый хакер, очень сложный и в своем роде неприятный тип, помешанный на теориях заговора, страдающий от обостренной мании преследования, которая была, если подумать, вполне оправдана, поскольку его послужной список обеспечил бы ему такое огромное число в графе «тюремный срок», что даже все его навороченные компьютеры едва смогли бы оперировать с ним, но спасало его то, что он практически не выходил из дома, скрывался под десятками поддельных и не совсем прокис-серверов, избегал каких‑либо имен, даже вымышленных, поскольку даже поним можно вычислить, предположить, что творится в голове у человека, чем он интересуется, что знает и чего боится, назовись он «ХХХТемнымРыцаремХХХ99» или просто долбани он по клавиатуре, и ирония вся, на самом деле, кроется в том, что и таких державших технику на коротком поводке людей, как этой мой друг, надо было просто знать, надо было просто попасть на волну и руководствоваться тем, что машины не состоянии освоить — слухами, догадками, намеками, знакомствами, молвой, и лишь в этом случае ты мог рассчитывать встретиться с ним и поговорить лицом к лицу, потому что любое общение в Сети, особенно с такими людьми и на такие темы, равносильно бегу со спущенными штанами и с задницей, полной ангельской пыли, прямо посреди полицейского участка, и я начал обдумывать ответы, которые я рассчитывал получить от моего приятеля.