В новый день (Медведев) - страница 4

Пока не дала.

Смерть любит играть в недотрогу.

Но, знаете что?

Я не хочу умирать. Уж поверьте — умирать я еще как не хочу. Но вот рыть себе могилу и вгонять себя в гроб — всегда пожалуйста.

Что дает мне силы продолжать? Воспоминания, алкоголь. Какие‑то обстоятельства, приводящие все в действие, как домино.

Что ж, пошло-поехало. В конце ли я этого ряда, в начале ли, в конце — не так уж и важно. Одиссей, уставший думать.

С того же столика, где лежали сигареты, я беру полупустую бутылку, ищу глазами стакан (не забываем про этикет!) но в итоге делаю пару глотков из горла.

Да уж.

Пробрало.

Как масленка для Железного дровосека. Дороти, постучи туфельками, и пошли отсюда к чертовой матери, прямо в Канзас, мне даже сердца уже не надо. К черту Гудвина, что с него взять, старого мошенника. Иди домой, играй с собакой своей, а я тут просто поваляюсь, пока не заржавею окончательно. Надоели мне эти летающие макаки, которые были на службе у… я забыл, какая это была ведьма. Но имеет ли это хоть малейшее значение? Все эти ведьмы, сидящие на вершине своих черных неприступных замков для меня на одно лицо.

Одна из этих летающих макак них чуть не тыкнула лучом света мне прямо в окно, но затем послышался удаляющийся рокот ее лопастей-крыльев. Ложная тревога.

Поставив бутылку на место, я взял телефон, посмотрел в последний раз на время и начал собираться. Торопливо застегнул рубашку, стряхнул с нее пепел, накинул на шею черный узкий галстук, подобрал с пола пальто.

Чего‑то не хватает — да, револьвер. Я проверил барабан. Пусто. Надо будет разжиться патронами где‑нибудь — хм, вот и повод зайти к моему дружку-хакеру (только не называйте его хакером, он считает это слишком варварским словом).

Люди часто жалуются, что их желания никем никогда не учитываются, что всем наплевать на то, чего им действительно хочется. Но вряд ли их желания соразмерны с моими мольбами хоть раз не доставать оружие и не подмешивать в чье‑либо серое вещество другое серое вещество. Одним словом — свинство какое‑то. Я сегодня в ударе.

Не хотите по-хорошему — будет вам по-плохому. Все честно.

Пока я засовывал револьвер в карман пальто, я нащупал колбочку тоника. Синеватая жидкость, заполнявшая ее наполовину, колыхалась, подергивалась и переливалась самыми разными красками, словно исполнявшая танец живота фигуристая арабка с живыми, чувственными формами.

Завлекая.

Потому что танцует уж больно хорошо.

Но, к сожалению, душечка, ты меня…

Душишь.

Но мы встретимся скоро, ладно?

Не сейчас.

Расскажешь мне очередную сказку эту ночью — но когда она закончится, и иллюзия из дурманящего тумана прогонит меня на серый асфальт реальности, выкинет, как хозяин харчевни очередного забулдыгу, и я буду чувствовать себя не лучше, чем харчок туберкулезника.