Я выпил еще раз.
Кроме бутылки, кое-какого мусора, пепла, моих вещей в комнате не осталось. Я надеваю шляпу, открываю дверь.
Вспоминаю, что любовь всей моей жизни мертва по моей вине.
Вспоминаю, что буду ходить, ходить, ходить по этому ледяному кругу.
Мсье Люцифер — бон аппети.
И затягиваю потуже галстук.
Я вышел из дома и начал спускаться по грязному, тухлому, сырому подъезду. В одном углу валялась груда тряпья, в другом — какой‑то трясущийся наркоман. И даже не просите меня сказать, где что именно лежало. Я понятия не имел.
Я даже не помню, как вообще оказался в этом доме — такое ощущение, что я просто забрел в пустующую комнату, в которой, мне на радость, оказалась недопитая кем‑то бутылка виски, и я, будучи человеком совершенно не привередливым, не преминул насладиться сей амброзией. Вообще, сейчас очень часто случается так, что людей просто выдворяют вон за неуплату счетов. Никто ничего не конфискует, не судится — с таких просто нечего взять. В основном, все эти дома, где по-дешёвке сдавались занюханные комнаты, были полуразвалившимися, но все еще умудрявшимися стоять реликвиями военных времен, когда бомбы разрывались прямо посреди улиц, перемалывая, стирая в порошок всех подряд — мужчин, женщин, детей.
Послушайте!
Я все еще помнил, каково это, когда снаряд из миномета отрывает тебе нахрен обе ноги. Каково это, когда табачный дым выходит из насквозь пробитого легкого — а что, парню, умиравшему у меня на руках, рак легких был не так страшен.
Погибло не так уж много людей. Буквально пара полков, может быть. Я не знаю. Нам ничего не говорили, а увидеть ситуацию в целом было невозможно, несмотря на миллионы новостных сайтов, газет, передач. Просто в каждой создавалась своя вселенная, где велась своя война, и одни и те же кадры могли показывать совсем разные бойни.
А кроме того, какие‑то моменты и вовсе не показывались. Зритель хотел быть шокирован — но не слишком.
Послушайте!
Нам дали автомат, мы спросили «кого убить». Но не мы выиграли эту войну — а расчеты, договоры, контракты, санкции, эмбарго, сводки новостей.
Я не знаю, что мы выиграли, и что мы потеряли. Никто не знал.
Так или иначе, кто‑то так и стал гнить в дешевых районах, кто‑то перебрался в роскошные хоромы на том берегу. В основном люди, копошащиеся в своих трехстенных клетках, или же пресмыкающиеся в сервисе и во всем таком, что, по идее, должно делать нас счастливее.
Я чуть не рассмеялся в голос.
Половина окон в подъезде была разбита, поэтому возле каждого подоконника успел скопиться небольшой сугроб. То, что он не таял в помещении внутри, сразу дало бы вам понять, какой внутри подъезда стоял мороз. Я услышал какие‑то голоса. Кто‑то привел к себе в комнату шлюху. Это была очень красивая шлюха. (Структура, лучше: Это была очень красивая, гм, падшая женщина) У них у всех импланты, которые специальными радиоволнами и феромонами стимулируют либидо своих клиентов. Сирены, сидящие на холме из бетона и нержавеющей стали. Ты видишь только человеческую часть, а крылья и когти они прячут за спиной. Когда правительство видит, что рождаемость растет, они выпускают как можно больше проституток — либо создают такие условия, чтобы девчонок выгоняли из школ и не брали на работу, а иногда просто увеличивают производство дешевых кукол, которые умеют разве что сами раздвигать ноги и говорить записанные на пленку пошлости.