Включив свет, Адвокат достал из холодильника пакет с молоком, налил в кастрюльку ровно стакан – глаз у него был точен. Опыт этот он приобрел давно, когда Шурочкины обидчики были еще не обидчиками, а обыкновенными детьми, его сыновьями, продолжателями рода. Хлопот, конечно, приносили немало (как же без хлопот? Он понимал, что без хлопот нельзя), но не причиняли страданий. Старший хоть и принимал деревянную шахматную фигуру за живую лошадку, но это еще никого не смущало, а младший не курил втихаря, не балдел от хриплых песен и не спекулировал дисками. Из всех, кого он любил, лишь Шурочка не обманула его, не предала, не причинила боли (разве что смертью своей; тем не менее мертвую он стал любить ее еще больше) – Шурочка да мать. Она и относилась к нему как мать, угадывала желания, которые, случалось, он и сам-то не успевал осознать. Это она однажды ночью, когда его донимал кашель, принесла в постель чашку горячего молока, заставила выпить; он, разумеется, сопротивлялся, а молоко не только сняло кашель, но и чудесным образом усыпило. Так оно не всегда действовало, лишь после нескольких изматывающих бессонных часов, но сегодня он это условие честно выдержал. По сути дела, уже не ночь, уже утро, и хотя проклятая луна все еще дежурит по ту сторону дома, силы ее идут на убыль.
Силы луны идут на убыль, а покой не снизошел на Адвоката. Все так же возбужден, тревога растет, вот только на луну ее теперь не спишешь. Зябко передернув плечами, прошел в ванную, накинул халат.
Молоко только-только начало подергиваться пенкой, а он уже выключил плиту, как это делала Шурочка, у которой никогда ничего не пропадало: ни черствый хлеб, ни засохший сыр, ни тепло в разогретой конфорке. Он подтрунивал над ее расчетливостью, но, конечно же, прекрасно понимал, какая она замечательная хозяйка. В отличие от ее обидчиков, он всегда знал ей цену, но неужели и впрямь мертвую стал любить больше?
Мертвую – больше?.. Почти каждая бессонная ночь одаривала каким-нибудь открытием, часто не очень приятным – и теперь он в смятении размышлял, не является ли это усиление любви свидетельством того, что прежде он любил ее недостаточно?
Пенка затянула всю поверхность молока и мелко-мелко дрожала. Точно рябь шла по морской глади… Адвокат, взяв тряпку, снял кастрюлю, перелил молоко в чашку. Пригубив – горячо! – поставил на стол, а кастрюлю положил в раковину. Вымоет потом все сразу, чтобы лишний раз не стирать, откручивая кран, прокладку. Сам-то не сумеет заменить, а вызывать слесаря – целое дело. Надо что-то говорить, надо как-то давать деньги – раньше всем этим занималась Шурочка. Да, она была расчетлива, как и положено быть хозяйке, а он на старости лет сделался мелочным —