– Дурень! Как ты его поймаешь? – заорал с невидимой отсюда крыши Егор, и на душе у Геннадия Родионовича стало легче: брат не сошел с ума. – Я о другом. У меня восемнадцать гектаров под озимыми, да еще… – Последовало перечисление, что где посеяно и что надо засеять весной. – Слушай, приезжай, а? Насовсем. Бросай ты свою лабудень. Поможешь. Техника на ходу, горючки полна цистерна, хорошо, что не продал. Чем сезонников нанимать, уж лучше с братом… Что? Ничего, научишься. Что?.. Ты кричи громче, не слышно… Зима? И зимой тебе дело найдется, учительствовать пойдешь. Школа в соседнем селе есть, ха-ха, в классах по три ученика… Что?.. Закроют, это как пить дать, да ведь не завтра же. Что скажешь? А? Ну, думай, думай…
Вечером того же дня Геннадий Родионович сам снял трубку и начал напористо:
– Володя? Привет. Как это кто говорит? Гена говорит. Давно не виделись, да. Угу. Да я и сам бы не прочь… Как семья? Слушай, ты вроде говорил, что у тебя тетка работает в Метрострое? Нет? В Водоканале? А кем? Диспетчером? Ну, тоже годится… Да нет, ничего. Как бы нам встретиться, а? У тебя нельзя? Ладно. У меня можно, но незачем. Встретимся у твоей тетки. Нет, не сошел с ума. Есть дело. Это важно. Потом объясню. Когда твоя тетка дежурит? Сегодня? Прямо сейчас? Тогда прыгай в ботинки и вперед. Коньяк с меня. Ну, двигай…
В полночь мозаичные куски сложились в картину.
Наутро Геннадий Родионович не пошел в школу. Он собирал барахлишко – деловито, без торопливости, но быстро.
Оделся потеплее. Покряхтев, навьючил на себя рюкзак. В каждую руку взял по тяжелой сумке.
Запер квартиру. Вздохнул.
Доведется ли когда-нибудь вернуться?.. Бог весть.
У подъезда встретился Рыбаба, собиравшийся, судя по снаряжению, на зимнюю рыбалку.
– О, сосед! Куда это ты собрался?
– В деревню к брату.
– Погостить, что ли?
– Как получится. Может, и насовсем.
Оба проводили взглядом очередного бродячего сельхозавра. Еще не уничтоженный доблестными войсками, тот пересекал двор, и сейчас Геннадий Родионович заметил туманную струю, вьющуюся вокруг туши макронаномеханизма, являющуюся, по-видимому, его частью, но в то же время живущую как бы отдельно. Заметил он и то, как струя отделилась от сельхозавра и тонкой змейкой скользнула в канализационный люк.
– Видал? – спросил Геннадий Родионович.
– Ну, видал… И чего?
– А того, что прав ты был тогда. Ну, насчет того, что наностудень этот захватит подземные пустоты под городом и тогда нам крышка. Можешь поздравить себя: ты пророк.
Было очевидно, что ничегошеньки Рыбаба не помнит, но кому не лестно оказаться пророком? Рыбаба осклабился: