— Ну да? — не поверил сын. — Кому я понадобился?
— Поверь пока на слово. Нынче закончилось благополучно, Мишу Зверева я с тобой отправлял, пойми правильно и будь внимателен. Случиться может всякое.
— Но на кой ляд я нужен кому-то?
— Я нужен, — вздохнул Судских. — А ты — предмет торга. Бояться не стоит, но шибко доверчивым не будь.
— Не из пугливых и не простак, — обиделся Всеволод. — А Вику, сестренку, не достанут?
— Предупредили, — кивнул Судских. — Когда летишь во Владивосток? Погостишь недельку? Найдем чем заняться…
— Созвонюсь, скажут, — неохотно отвечал Севка. — А со Зверевым дружить можно или он по заданию дружит?
— Не говори чепухи. Миша Зверев отличный парень и специалист, а нагоняй получит за дело. Сам расскажет, повинную голову меч не сечет. Сделаю вид, будто ты ничего не говорил мне, — нашел компромисс Судских, чтобы Севка не переживал.
Первая новость, едва отец с сыном переступили порог, была из Владивостока.
— Твой диспетчер звонил, я все записала, — протянула Севке листок с записью мать. — Велено немедленно возвращаться.
По времени во Владивостоке было чуть больше девяти утра, и Севка стал звонить в пароходство.
— Всеволод Игоревич, — обрадовался нужному звонку диспетчер, — у нас проблема. Сняли старпома с «Пересвета» в Марселе, аппендицит, а под рукой никого нет. Выручайте.
— Да у вас десяток старпомов бичует! — сопротивлялся Севка. Особым желанием снова посетить Францию он не горел. — А паспорт моряка, а виза?
— Учли, Всеволод Игоревич! — дожимал его диспетчер. — С оказией передали, сегодня будут в Москве.
— Считают копеечку, — пояснил Сепка, присоединяясь к отцу с матерью. — Не то что раньше.
— Уезжаешь? — огорчилась мать.
— Туда, откуда вернулся, — ответил Севка.
Отец смолчал. Другая епархия, свои законы, помощь и советы сыну не нужны. Все же предложил:
— Машину прислать?
— Сам, батя, доберусь.
Судских засобирался на службу. Было неловко прощаться с сыном, который еще не уезжал. Потоптавшись немного, Судских сказал: «Ну…» — и развел руки для объятия.
Обнялись, прижались друг к другу, часть тепла передалась от одного к другому, не обогрев полно. Как-то куце они живут, подумали оба, каждый в своем измерении, отчего родственные чувства гаснут, не в силах преодолеть невидимую границу. Севка стоял перед Судских в одних плавках — взрослый человек и по-детски беспомощный, а отец одет, со всякими колкими штучками форменной одежды, сознающий, что, если они расстанутся отчужденно, обязательно случится непоправимое, какая-то беда…
Генерал принимал самые разные ответственные решения, а перешагнуть этот барьер было для него чудовищно сложно. Как? Да еще под караулящим взглядом жены, а она обязательно потом зудить станет; жестокий, черствый, с сыном толком попрощаться не может. «Выйди, мать!» — просилось с языка.