— Ложись, любимый, ненькать стану…
— И мужа своего, боярина, не испугалась?
— Что ж ты такое спрашиваешь? Только ты свет в окошке!
— Ну так… — прикинулся соловым Михаил. — А кликни сюда девок, смотр вам устрою.
— Как пожелаешь, княже! — словно обрадовалась Ирина и крикнула вниз сенным подняться.
Шестеро девок заскакали наверх по ступеням, в опочивальню вплыли лебедушками, стали вдоль стены и ждут.
— Сарафаны долой, князь смотр чинить будет. И ты с ними…
— И я с ними, — чувственно прошептала Ирина и первой сбросила сарафан, через голову стянула ночную рубаху. Косу расплела в мгновенье, стоит горделиво, глаза сияют — хороша! Кто другой сравнится?
Воевода оглядел всех смешливым прищуром. Без изъяна девки, в царских палатах ущербных не держат, каждая по-своему заманчива, а одна сбоку — талия осиная, а бедра круты и взгляд неземной свежести…
— Вот ты и останешься, — переборол себя воевода. — Остальные прочь.
Ирина виду не подала. Шустрее других наготу прикрыла.
— Рада твоему выбору, княже. Не осрамил мужнюю жену, спасибо. Марфуша, поднеси морсику князю из лафитничка, чтоб так притомил тебя, будто я сама с ним…
«Ох, стерва, — усмехнулся воевода, принимая от избранницы кубок. — И здесь первая, и здесь хороша! Вот кого в царицы возьму, отниму и не пожалею!»
Тишина обступала его постепенно, свет лампадки источался, он обмякал среди блаженной спелости ласковой ночи.
«Бойся красавиц, княже…»
— Тишка! — встрепенулся Судских, вскочил на постели. Ирина подле, высокий стакан в руке…
«Не уберегся князь Михаил, не уберегли…»
— Что с тобой, Игорек? Привиделось? — спросила Ирина, придерживая полы халата свободной рукой. Только не Ирина — Любаша перед ним. — Еще рано, успокойся, поспи.
— А ты почему не спишь? — осязал реальность и сон Судских, увязывая воедино.
— Попить встала. Хочешь морсу? Сама варила.
Заломило в висках. Стерва…
— Нет, пей сама, — деланно зевнул Судских, но в подкорку к ней проник: пей, пей, пей…
— Ну и ладно, — сказала она и отпила полстакана. Решительно сбросила халат. — Только шестой час… — И прижалась к нему.
Превозмогая желание, Судских аккуратно отстранился. Чтобы не обидеть Любашу, сказал, поднося часы к глазам:
— Увы, милая, вставать пора. Мне сегодня ни свет ни заря.
Уже в машине он размышлял сосредоточенно — что это было? «Волга» неслась по пустынным в этот ранний час улицам, сердце билось неуравновешенно, словно за него, за воеводу Скопина-Шуйского, а Тишка-ангел отсутствовал. А до чего погано на душе за воровскую отлучку из дому!
«Не казнись! — велел он себе. — Невелико преступление».