— Из Леса? — поинтересовался принц, приподнимая Гадюке голову носком ботфорта. — Кто послал?
Она едва шевелила разбитыми губами.
— И это после того, как мы объявили вполне приемлемые условия. — Принц сокрушенно покачал головой. — Вот цена, которую приходится платить за человечное отношение к животным. Они не понимают нас, людей. Они кусают нас исподтишка ядовитыми зубами вместо того, чтобы пойти навстречу и с пониманием отнестись к нашим условиям. На мирные предложения они отвечают террором. При всей моей любви к животным я вынужден…
Он не стал договаривать — лишь прижал пальцы к ладони, отставив большой палец книзу. Ловчие дружно кивнули.
Тело Гадюки насадили на железный штырь, а штырь воткнули в рыхлую землю на берегу ручья — так, чтобы Гадюку хорошо было видно из Леса.
Однако вместо криков ликования из лагеря до Леса донеслись вопли — это Гад, Гадюкин муж, напал на второй расчет, а двоюродная Гадюкина сестра вскоре ужалила личного пилота принца. Из соображений безопасности принца окружила охрана с саперными лопатками, готовая перерубить шею любой змее.
Несмотря на террор жителей леса, принц проявил завидную выдержку и твердо выжидал до срока, объявленного в ультиматуме. Единственное, о чем он распорядился, — чтобы снайперы сбивали всех появляющихся над Лесом птиц, особенно Сорок: ни к чему зверям в подробностях знать о приготовлениях к охоте.
Между тем в Лесу царил переполох. Сначала ультиматум принца, затем отчаянный призыв Белого Оленя — тут было от чего сойти с ума. Повсюду стоял птичий и звериный крик; родители прятали птенцов по норам и гнездам, а те, что посмелей и помоложе, сбегались в Дубняк, где был сейчас Олень.
Не всем пришлось по душе решение Оленя, кое-кто был не прочь проводить его — даже силой — до опушки Леса, но многих смущали аргументы Паленой Лисы и вести о том, что с охотниками прибыли клетки и холодильник для мяса. Оказаться в зверинце или на блюде никому не улыбалось.
— Это наш Лес! — кричала Лиса, взобравшись на сваленный молнией дуб. — Меня не колышет, если люди приходят сюда за грибами, за ягодами, рыбку поудить — этого добра всем хватит, поделимся, не обеднеем, — но когда приходят меня убить, или тебя, или тебя, — тыкала она пальцем в собравшихся, — то я буду кусаться! Если стерпеть одно убийство, будет второе, если второе — пойдут одно за другим! Я могу улизнуть, чихала я на их капканы — но я не уйду! Не за Оленя — надо драться за Лес!
Ей отвечали дружным ревом. Собравшихся было немного — но случайных зевак тут не было.
Лиса слезла с дуба отдышаться, ей протянули банку пива, а на ораторское место поднялся Олень. Оленя в Лесу любили. Во-первых, за то, что травоядный и не кусается. Во-вторых, за то, что не дурак. В-третьих, свою силу он пускал в ход редко, но метко и всегда по делу. В-четвертых, он был Белый, других таких не было.