— Глупые людишки, как же я вас ненавижу! Кому ты перечишь?
— Не сметь, Шойна! — раздался от двери окрик. — Подними ее.
— Я сама, — Щепка до жути не хотела, чтобы к ней прикасалась эта чудовищная тварь в женском облике.
В широком дверном проеме стоял высокий светловолосый человек в простом дорожном плаще, сером от пыли. Ханну продрал озноб от ощущения властности, исходившей от незнакомца.
Когда девушка вышла наружу, спиной ощущая хищный взгляд следовавшей позади воительницы, то едва не умерла от страха: рассеченный трещиной двор был заполнен молодыми, лет двадцати-тридцати, людьми в жреческих плащах или воинских панцирях.
Ханна не могла бы сказать, что же ее напугало: никто не метал расплавленное железо, не гремел мечами, но лица многих из этих людей были настолько холодны и отрешенны, что казались нечеловеческими. Демоны, — поняла девушка. Такое же равнодушное лицо она видела у той девушки, что убила трактирщика прикосновением.
Над лежавшим на земле посиневшим трупом склонились двое Гончаров — их Ханна опознала по цепям с круглыми, усыпанными самоцветами знаками. Еще один жрец, с кругом без камней на груди, выделялся среди всех морщинами и сединой — это был плечистый старик с гордой осанкой и надменным взглядом. Светловолосый господин, который остановил плеть Шойны, подошел к нему.
— Будете присутствовать на допросе свидетелей, неофит Дорант?
— Избавьте меня хотя бы от этого, Верховный, — поморщился старик.
— Разве вам не интересны подробности деяний вашего внука? Он убил уже третьего Гончара, выкосил сотни жизней.
Дорант вздернул подбородок:
— У меня нет внуков!
Властное лицо светловолосого смягчилось улыбкой, но прищуренные голубые глаза оставались пронзительно холодными.
— Неужели? Что ж… Великий Эйне милостив, неофит Дорант. Он давно наградил бы вас духовными детьми, если бы вы не медлили десять лет в постижении тайн Сущего. Я мечтаю о дне, когда вы станете полноправным Гончаром. И я не многим предлагаю присутствовать при работе дарэйли Мариэт.
Он кивнул на рыцарей, уносивших труп жреца в дом. Девушка, шедшая позади них, оглянулась, но Ханна не разглядела ее лица под накидкой, да и в глазах потемнело от мысли, что жрец собрался допрашивать мертвеца.
Одарив собеседника мрачным взглядом, старик отвернулся. Он выглядел среди всех, как глыба, брошенная в болото. Почему-то Ханне стало его жаль, хотя жалеть теперь надо было ее саму: тот, кого старик назвал Верховным, направился к ней.
После недолгого допроса служанке приказали не уходить со двора. Она и не посмела: Шойна глаз не спускала с нее, околачивалась поблизости и недвусмысленно похлопывая свернутым хлыстом по ладони.