Спрашивается, за что? Кому и что плохого я сделал?
И не говорите, что "профессия такая" − ни хрена подобного. Для этого сексолог есть.
Уволен охранник. Формальный повод для увольнения — дал "подозрительной" больной зайти в комнату психолога. Больная известна тем, что ворует время. В больших количествах. На самом деле — несчастный парень работал один день в сходном учреждении другого города, которым руководит злейший Фоцихин враг — прозванный Фоцихой Барракуда.
Фоцихина контрразведка доложила о том, что охранник "слил" Барракуде какую-то информацию о Симтаотском Центре Психического здоровья. Видимо, по простоте душевной, рассказал правду о том, как работают сдеротские стервы. А правда для засланных казачков губительна.
Бабка по имени "справедливость"
В городе С. жила-была глупая истеричная женщина по имени Операнда. Корень этого слова завязан, насколько я помню, на латинское слово "справедливость". Впрочем, не уверен. Имя ее я запоминал с трудом, и она превращалась в моей памяти чаще всего в что-то музыкальное, то − в Аппассионату, то в Токкату. А иногда и в Аллегру. Годы шли, и женщина по имени Операнда превратилась в одноименную старушку. Истеричность как была, так и остались, а глупость приумножилась ранней сенильностью. И тут муж ее завел себе… И решил уйти. Но фокус не удался, Справедливость восторжествовала, Операнда стала болеть — а куда уйдешь от больной? Ну и выздоравливать, конечно, при таком раскладе Операнда не резон. Она стала стонать. Громко. А чаще — очень громко. Из стонов можно было понять, что ей плохо − голова кружится. Ой-ой. При дальнейшем расспрашивании ой-ой переходило в бу-бу-бу или дю-дю-дю − при этом исполняемые на языке графа Влада Дракулы. На этом этапе с больной случилось неприятное — ее стали показывать профессорам, а в промежутках между профессорами — мне приходилось ликвидировать последствия этих визитов — не потому, что профессора дураки, а оттого, что из бу-бу-бу и даже из дю-дю-дю много информации не вытянешь, а тут если бабку знать наизусть — как-то можно чем-то порой помочь.
Приходила она ко мне с частотой раз в неделю — и это довольно часто в наших условиях, поверьте, и как-то дело куда-то шло. Как вдруг, вместо привычного, возвращенного в семью мужа, с бабушкой приехало трое. Как всегда, старичок — муж, при нем толстенький нарцист лет под сорок с такой же бородкой как у меня (бля, кто ему разрешил эту растительность!) и женщина, дебелая такая, калибра Федосеевой-Шукшиной, которая отрекомендовалась невестой бородатого нарциста и социальной работницей (в свободное от исполнения обязанности невесты время). Пришли они сдавать бабушку навсегда "в соответствующее учреждение, в котором таких берут". Но тут выяснилось, что их план обречен на провал − без желания самой Операнды никуда поместить ее нельзя. Таков закон.