.
9 сентября 1915 г., т. е. вскоре после назначения Волжина, императрица писала царю: «Я сегодня придумала (!) помощника для нового обер-прокурора — кн. Живаха... очень лойялен... согласен ли ты?»>3'>6. Как видим, царица еще не твердо знает фамилию своего кандидата и еще не видела его, но о главном — «лояльности» ей уже сказали. Спустя месяц, 10 октября, она уже делится с царем личным впечатлением: «Жеваха был прелестен... был бы хорошим помощником Волжину».
Однако Волжин был на этот счет другого мнения. При помощи разных уловок ему удалось не допустить назначения «прелестного Жевахи», что вызвало крайнее раздражение его августейшей покровительницы. Волжину помогло то обстоятельство, что по штатам синода полагается только один товарищ обер- прокурора. Жевахова же хотели сделать вторым, а учреждение второй должности требовало санкции Государственной думы, поскольку оно было связано с бюджетным ассигнованием, на что рассчитывать не приходилось. Все попытки царицы обойти это препятствие и преодолеть саботаж Волжина не удались, и вопрос о «Жевахе» пришлось скрепя сердце отложить до того времени, когда непокорный Волжин будет заменен «своим» обер-прокурором. «Я думаю,— писала царица 14 августа 1916 г., за полтора месяца до назначения Раева,— что он (Раев.— А. А.) с Жева- ховым в качестве помощника были бы истинным даром божьим для церкви» >30 6. В сентябре практически одновременно с Раевым Жевахов был назначен, а закон был обойден при помощи слов «исполняющий дела» (товарища обер-прокурора).
Что же представлял собой этот «прелестный Жеваха», который так понравился Александре Федоровне? Вот как описывает его Шавельский: «Князек он был захудалый; университетский диплом не совсем гармонировал с его общим развитием; деловитостью он совсем не отличался. Внешний вид князя: несимпатичное лицо, сиплый голос, голова редькой — тоже был не в его пользу». Когда умер Питирим, повествует далее протопресвитер, находившийся при нем Жевахов обокрал покойника: взял двое или трое золотых часов и 18 тыс. руб. николаевских денег, зашитых у Питирима в рясе. «И такие грязные субъекты,— восклицал автор,— попадали чуть ли не в кормчие российского церковного корабля!..» «О! Гнусная персона»,— писал он в другом месте >301.
Но лучше всего Жевахова характеризует сам Жевахов. «Князек», по выражению Шавельского, ко всему прочему был весьма честолюбив и решил увековечить свое имя, издав в эмиграции обширные воспоминания. Эти мемуары — чудовищная смесь невежества, претенциозности и лживости.