жил оставить вопрос о времени созыва съезда открытым, что и было принято >63.
В циркулярном письме председателя совета от 7 февраля 1916 г. не говорилось ни слова ни о жилье, ни о железных дорогах (смехотворность этих мотивов была бы очевидной), но давалась ссылка на позицию правительства, которое, как говорилось в письме, признает сейчас съезды нежелательными вообще. Дворянский съезд также имел бы, несомненно, политический характер, «способный не вовремя волновать как широкие круги общества, так
64
и печать» .
Все эти аргументы, разумеется, никого не могли обмануть.
Требования созвать съезд продолжали выдвигаться и были настолько всеобщими в дворянской среде, что на заседании Постоянного совета 31 мая 1916 г. председатель вынужден был огласить заметку в газете «День» от 27 мая, в которой говорилось, что дворянство недовольно ретроградной политикой совета, оттягивающего созыв съезда, чтобы не допустить обсуждения письма Стру- кова, и выдумавшего для этого смехотворный предлог о негативной якобы позиции Министерства внутренних дел >66.
В конечном счете Постоянному совету пришлось созвать съезд в конце ноября 1916 г. Но это ему не помогло. Наоборот, поскольку обстановка в стране с каждым месяцем становилась взрывоопаснее, атмосфера, царившая на съезде, полностью исключила для Постоянного совета возможность какой-либо реабилитации.
XII, последний, съезд объединенных дворянских обществ (29 ноября — 4 декабря 1916 г.) проходил под знаком осуждения письма Струкова и требования реформирования Постояного совета. О несогласии с письмом говорил Гурко>66. Письмо не отвечает «ни мнениям, ни чувствам настоящего времени», поддержал его Олсуфьев. «Заволновалось российское дворянство, — говорил он,— промашку, говорят, дали, промашку, не туда попали» >67. Постоянный совет и его председатель Струков подверглись осуждению за затягивание съезда >68.
Критика письма базировалась на двух взаимосвязанных тезисах: оправдании и восхвалении «Прогрессивного блока» и осуждении «темных сил». Именно доказательству своевременности, нужности и полезности блока были в первую очередь посвящены речи трех ораторов, произведших наибольшее впечатление на делегатов съезда: Гурко, Олсуфьева и В. Н. Львова. Все трое, как известно, являлись активными участниками блока. Зная косность своей аудитории, они пустили в ход такие аргументы, которые убедили даже дворянских «мастодонтов» и «ихтиозавров» от политики.
Что касается «темных сил», то в этом отношении выделялась речь В. Н. Львова, в большей части посвященная состоянию церкви, где эти «темные силы» в лице Распутина были особенно активны. Институт церкви «объединенные дворяне» считали одним из важнейших в системе русской «государственности». Поэтому, когда Львов рассказал пикантную историю назначения Жевахова, не-