Оба совещания и окажутся бессильными: петроградское — военачальники без войска, а нижегородское — войско без предводителей. И врозь ни те ни другие ничего не стоют. „Благодарю" подвинуло бы к нам „просвещенных", заставило бы сильно чесать в затылке гг. Олсуфьевых, Оболенских (А. Д) и подобных перевертней: Вот в чем ужас безнадежности» >125.
«Ужас безнадежности» черносотенного дела был, однако, в другом — в его полной изолированности от народа. Суть заключалась не в чистоплюйстве «просвещенных консерваторов», как полагал Пасхалов, а в том, что и у черносотенных «плебеев» никого не было. Располагай они какой-либо массой, «просвещенных» не надо было бы ни звать, ни уговаривать. Именно поэтому крайняя правая реакция вращалась в кругу самообмана и иллюзий. «Просвещенные» надеялись на «плебеев», те — на царя, а последний — на тех и других.
Кстати, так нетерпеливо ожидавшуюся телеграмму царя «союзники» получили — она лишь задержалась, и радость Пасхалова была так же велика, как и его недавнее отчаяние. «Как бы хорошо было теперь народиться нескольким монархистским провинциальным сборищам и высказаться в духе нижегородского, но с другими лицами,— стал он немедленно строить широкие планы в письме к Н. Н. Родзевичу от 5 января 1916 г.— Надо посоветовать это и А. И. Дубровину. Пусть он распорядится по своим организациям» >|26. Но последнему было не до новых съездов. «Обращение к войскам набрано, отчет о нижегородском съезде набирается, но когда напечатаем — ведает аллах,— жаловался Дубровин в письме к И. И. Дудниченко от 29 января,— Нет бумаги, и она так дорога, что становимся втупик, что делать. Между нами: подумываем прекратить „Русское знамя". Все взвешено и обдумано. Хочется сбросить с себя костюм Дон Кихота: играем вничью и служим мишенью как для левых, так и для власть предержащих... Развал идет гигантскими шагами» >|27.
Быстро сник, вернувшись к прежнему мрачному настроению, и Пасхалов. На нижегородском съезде, писал он Маклакову 18 февраля 1916 г., командированный туда Министерством внутренних дел Ширинский-Шихматов призывал создавать предприятия, лазареты, потребительские общества и т. д., прибавив, что
«за деньгами дело не станет», но никаких денег не дали. Дубровин и Полубояринова «изнемогают и собираются прикрыть „Русское знамя". Это огромная потеря русского дела» >128. Правительство с «союзниками» не считается, жаловался он в письме Родзевичу от 22 апреля, «у нас нет в руках ни общественных организаций, ни их... средств. А собрать ничтожный съезд и по количеству участников и по отсутствию хотя мало-мальски влиятельных людей — значит только скомпрометировать наше дело. Вспомните хотя наш нижегородский съезд. Вспомните только: из Москвы ни души, хотя я мозоль набил на пальцах от писем. Это не случайность, это вырождение правых в каких-то бесплодных ублюдков, боящихся прикосновения к „черносотенцам". Марков — интриган, Щегловитов выдохся, не зарядившись, Левашев — подставной человек, и даже с самим Дубровиным творится что-то неладное»