— Ты готов, Джагфар? Садись за стол.
— Это проще всего. Сейчас сядем. — Причесывая мокрые волосы, Джагфар вышел из ванной. — Ужасно голоден. Кажется, одним махом, не жуя, проглочу все твои перемячи.
— А я и одного не дам тебе, если не захочешь жевать, — рассмеялась Гаухар. — Хочешь, прочту тебе лекцию о правилах…
— Спасибо! Я — без правил. — Джагфар подхватил на вилку перемяч, отправил в рот.
— Значит, остался без языка. Не будешь болтать за едой.
— В Алма-Ате меня угощали бешбармаком, в Ташкенте пловом, но, кажется, всем этим яствам далеко до наших перемячей, — говорил Джагфар, утолив первый голод.
— Каждый хвалит свою любимую еду. Ешь, Джагфар, только береги язык, тебе ведь завтра надо читать лекцию.
Дни заметно удлинились. Не только в четыре, в пять, но и в шесть часов еще светло. Когда много света, меньше устаешь на работе и настроение бодрее. После уроков Гаухар, как всегда, не очень торопится домой: по дороге заходит то к одному ученику на дом, то к другому, беседует с родителями. Ведь у нее тридцать пять учеников, даже с тем, кто хорошо учится, нет-нет да и случится какой-нибудь казус. О Дамире она теперь меньше беспокоится, в учебе он уже наступает товарищам на пятен. Заметно подтянулся и Шаукат. Он стал активнее относиться не только к учебе, но и ко всему, что происходит вокруг. Конечно, и на нем сказывается живительное приближение весны, во главное — он почувствовал внимание людей, наверно, и мать стала лучше относиться к нему. Одно время Гаухар уже отчаялась было в Шаукате, думала, что он искалечен нравственно на всю жизнь. Но, оказывается, оставалась надежда на исправление мальчика.
Но вот произошел случай, который столько же обрадовал, сколько и встревожил Гаухар.
Последний урок только что окончился. Гаухар, как обычно, задержалась на несколько минут в классе — складывала книги в портфель, убирала в шкаф учебные пособия. Она заметила: Шаукат стоит у окна, подзывает к себе товарищей;
— Дамир, Хасан, смотрите-ка, синичка прилетела» на карнизе сидит. Тихо! Не вспугните ее!
Но Дамир или пропустил мимо ушей предупреждение, или не посчитался с ним — шумно подбежал к окну. Синица вспорхнула, мгновенно скрылась из виду. Дамир посмотрел на Шауката, громко рассмеялся.
— Ребята, глядите-ка, Шаукат готов заплакать! Эка беда — улетела, на то у нее и крылья. Ты вот и полетел бы, да крыльев нет.
— Она не улетела бы, ты напугал ее, — через силу ответил Шаукат. — Она ведь голодная. Я хотел покрошить ей хлеба.
— Откуда ты знаешь, что голодная? — не переставал смеяться Дамир. — Она что, сказала тебе?