— Я, сударь? — воскликнул задетый не на шутку Перраш. — Клянусь телом Христовым и смертными муками Спасителя нашего, что я ни разу не набрасывался на людей из-за угла где-нибудь в темном переулке и не приставлял им нож к горлу, требуя принять от меня некую сумму взаимообразно! Провалиться мне на этом месте, ко мне всегда приходят сами!
— Значит, вы отказываете?
— С прискорбием, молодой человек, с величайшим прискорбием!
Д'Артаньян, опершись обеими руками на край стола, навис над ним:
— Да я вам уши отрежу!
— Вынужден вам заметить, юноша, что у вас чересчур бедная для уроженца Гаскони фантазия, — ответил Перраш, зевнув от скуки. — Уши мне обещали отрезать раз двести. А также — повесить вверх ногами на моем же собственном крюке для лампы, четвертовать, удавить, содрать кожу, набить из меня чучело, разорвать на кусочки, стереть в порошок… Прямо-таки удручает порой бедность выдумки…
— Ах ты, каналья! — взревел д'Артаньян. — Ты попросту до сих пор не имел дела с гасконцами…
Одному богу ведомо, что за жуткие вещи произошли бы в кабинете ростовщика мигом позже, но в эту самую секунду дверь с треском распахнулась, вновь избороздив тяжелой медной ручкой многострадальные обои из тисненой кордовской кожи, и на пороге показался побитый слуга в компании трех или четырех сотоварищей, прихвативших в качестве убедительных аргументов для беседы кто каминные щипцы, кто кухонный вертел.
— Ах, вот как? — воскликнул д'Артаньян, поворачиваясь к ним лицом и подбоченясь так, чтобы они в должной мере могли оценить его арсенал. — Нет уж, второй раз такая штука со мной не пройдет! Я вам сейчас покажу, канальи, как нападать на гвардейца!
И он, не колеблясь, схватился за шпагу.
— Гильом, Жан! — укоризненно произнес г-н Перраш. — Вы подумали, что будет говорить о нравах этого дома наш юный гость? Право же, он решит, что Перраш держит в услужении неотесанную деревенщину! Сейчас же убирайтесь вместе с этими сугубо мирными приспособлениями… а вы, Эсташ, задержитесь, на случай, если мне придется послать за полицией…
После короткого замешательства все, кто был, если можно так выразиться, вооружен, покинули комнату с недовольным ворчанием, а наглый слуга, скрестив руки на груди, привалился к косяку двери с самым многозначительным видом.
— Передайте вашей… родственнице, молодой человек, — победительным тоном начал Перраш, — что ваш визит только укрепил меня в прежнем решении. Ни минуты отсрочки, слышите? А вам я посоветую побыстрее удалиться из моего дома, иначе этот вот расторопный слуга мигом сбегает за комиссаром полиции, а уж он-то вам втолкует, что мы живем при таком правлении, когда не позволено являться грозить человеку, одолжившему свои собственные деньги с самыми добрыми намерениями… И получившему взамен визит наемного бретёра…