— Знаю, — признался я. — И что?
— Нет, ничего, — пожала плечиком. — Можно ведь было и без этих эпохальных событий.
— Нет, нельзя, — буркнул. — Какие еще вопросы?
— Как сына будешь звать-величать?
— Какого сына? — не понял.
— Саша, ты, кажется, контуженый?
— Да нет вроде, — потрогал себя. — Какого сына-то?
— О Господи! Ну, Смородино! — закатила очи к люстре.
— Моего, что ли?
— Ну да.
— Что?!
— Родила богатыря. Четыре четыреста. Вчера.
— Уррра! — заорал я и нечаянно, каюсь, нажал на спусковой крючок АКМ. Остатки хрустального града хрустнули вниз. На головы зазевавшимся клеркам. И генералу Орешко. Которому повезло больше всех, поскольку был защищен пыжиковой шапкой.
— Селихов! — затопал он ногами по хрусталю, усиливая тем самым общую сумятицу. — Прекрати это безобразие!.. Э, не трогай меня…
— Орешко, братушка, — обнял его. — У меня же Санька! Четыре четыреста. Вчера. Родила богатыря.
— А кто платить за все это будет, — вырывался генерал. — Пушкин?! Или кто? Ты?!
— Орешко, ты ничего не понял! У меня сын! Санька. Четыре четыреста. Вчера. Родила богатыря.
— Уберите от меня этого психопата! — взъярился генерал. — Или я его пристрелю.
Тут на его вопль появились Никитин и Резо, которые до этого прятались от гнева руководителя, и с рьяной услужливостью взяли меня под белы ручки. И повели на февральский ветерок, чтобы выстудить из меня торжествующую радость. Глупцы! Они не понимали, что такое: четыре четыреста. Вчера. Родила богатыря! Они этого не могли понять, их, дуралеев, можно было только пожалеть.
Протрезвел я от хмельной новости, когда мы сели за «круглый стол» переговоров и мне сообщили, что убытки компании составляют три миллиона четыреста пятьдесят две тысячи девятьсот девяносто девять долларов и тридцать девять центов. Ну и что, не понял я. А то, объяснили клерки, эту сумму надо уплатить в казну компании, и только тогда будет возвращен мой ребенок. Мне.
Не буду говорить о своих новых чувствах. Их не было. Были эпитеты по поводу скряги дядюшки Джо и фольклорная музыка, которую клерки внимательно выслушали, посчитав это, видимо, бесплатным приложением к вышеуказанной сумме. Фраза:
— Вы … …! Совсем …! Где я такие … башли …! — была ключевой, при этом рука сама тянулась к «стечкину». К сожалению, генерал и два моих боевых товарища повисли на ней, мешая моему желанию использовать пушку в качестве весомого аргумента в споре.
Как всегда, в конфликт вмешалась женщина. Анна попросила меня выйти. Вместе с ней. Зачем? Может быть, решила ссудить в долг? Или взять в качестве секьюрити для своей фирмы?