Потом мы припарковали джип у гранитной набережной, выбрались из него. По весенней реке плыла ржавая баржа, груженная новенькими, похожими на лакированные туфельки автомобилями отечественного производства. На противоположном берегу мок ЦПКиО им. М. Горького с «Колесом обозрения». Из парка доносились модный мотивчик песенки и запах пережаренного общепитовского шашлыка. Мы с Никитиным переглянулись, сглотнули голодную слюну и отправились на встречу. В дом, который был построен в эпоху расцвета советского монументализма: гранитные грудастые крестьянки с серпами встречали нас у входа. Пряча свои детородные органы от опасных орудий сельскохозяйственного производства, мы прошмыгнули в подъезд. Один раз не только палка сучковатая стреляет, а и баба каменная серпом стрекает, ей-ей!
Я уж, грешным делом, решил, что у нас будут ломать ксивы или переспрашивать пароль со славянским шкафом и тумбочкой, да, к счастью, все обошлось без этих формальностей. Встречал нас молоденький служивый с лицом бывшего комсомольского активиста. Никитин знал его, видимо, с самой положительной стороны; они кивнули друг другу, как разведчики в тылу врага, и удалились на кухню. Пить чай. Я же отправился в гостиную на конфиденциальную беседу. С госпожой Ш.
К моему облегчению, мать Рафаэля оказалась женщиной милой, симпатичной, без барских замашек. Что может быть страшнее стервы высокопоставленного муженька, считающей, что мир теперь у ее ног, которые она изредка раздвигает, выполняя нетрудоемкую работенку в супружеской койке.
Нинель Шаловна (так звали мою собеседницу), вероятно, полностью испытала прелести коммунистического быта и бытия с карьеристом, торопливо шагающим к зияющим высотам власти, и поэтому сумела сохранить в себе естественность и простоту. По ее словам, ошибку она совершила еще тогда, когда работала вальщицей на суконной фабрике имени Анастаса Микояна. Согрешила она, нет, не с руководителем коммунистической партии, а с посланцем солнечной Гранады — пылким Хосе-Родригесом, направленным антифашистской ячейкой для обмена опытом. Что-что, а опыта у Хосе хватило на весь девичий коллектив суконной фабрики: через положенный срок десяточек чернявеньких хосенят уже носились друг за дружкой по фабричному двору, напоминая мамам о яростных ночках любви с испанским сеньором, отозванным на родину по причинам постоянных международных скандалов. Скандалы устраивали отечественные мужланы, которые, кроме дрына из забора, ничего не могли противопоставить гранадскому гранду.
Нет, Нинель Шаловна не считает рождение сына ошибкой. Ошибка ее в другом: когда поступило предложение от комсомолького вожака ехать покорять столицу, она, дурочка, согласилась. И вот плачевный результат — Рафаэль с мужем на ножах. А ведь дружили. До совершеннолетия сына. Когда супруг в день рождения мальчика пошутил, подарив ему резиновую, надувную куклу. При гостях. Разумеется, тонкая натура Рафаэля была оскорблена… Потому что с девочками мальчик не водится. Дружит только со сверстниками или постарше. (Мама, как я понял, не догадывалась о криминальных слабостях сына.) Любит театр режиссера…