— Вряд ли
Царствие Небесное, как любил поговаривать игумен Прокл, — подумал я и пошел к
своему автобусу.
С тех пор
прошло порядочно времени, распался Советский Союз. Грузия стала самостоятельным
государством, но многие скорби пришлось перенести грузинскому народу. Были и
междоусобные войны, и потеря Абхазии с изгнанием грузин, землетрясения,
наводнения, снежные лавины и грязевые сели, а главное — нищета и холод. В
общем, почти полный набор казней египетских. Когда-то веселая и богатая
столица, Тбилиси погружалась во мрак и холод. Не шумел больше богатый
тбилисский рынок, где раньше, с трудом пробиваясь сквозь тысячные толпы,
развозчики овощей со своими тележками кричали во все горло: “Хабарда! Хабарда!”
Толстые румяные мясники в белоснежных халатах и колпаках, похожие на
преуспевающих профессоров-хирургов, превратились в ветхих голодных старцев,
сухими ручками приготовляющих себе скудную трапезу из хлеба, зелени и воды на
давно пустующей мясной колоде.
Опять я поехал
в Кахетию, в Бодби, и опять автобус сделал длительную остановку около села
покойного Ашота. Я вышел из автобуса и не узнал кладбища. Где кичливые краденые
мраморные и гранитные памятники? Ничего этого не было, а было только простое
традиционное грузинское кладбище с простыми низкими каменными надгробиями.
Постаревший
кладбищенский сторож узнал меня и в ответ на мои недоуменные вопросы рассказал
мне удивительную историю. После смерти и похорон Ашота на селение и прилегающую
округу навалились разные беды, как, впрочем, и на всю Грузию. То на овец напала
вертячка и половина сельского стада околела, то весной их коровы в ущельях нажрались
какой-то ядовитой травы, их раздуло, и от стада мало чего осталось, то в
домашних хранилищах завелось такое обилие мышей, пожравших всю кукурузу, какого
не помнят древние старики. Но самое плохое — это град. Каждый год летом на
поля, виноградники и селения с небес выпадал густой и яростный град, побивавший
все посевы и виноградники, и ничего с этим нельзя было поделать. Во избавление
от града служили молебны, приносили в жертву баранов, прикатили даже зенитную
пушку и стреляли в небо по тучам, но все было бесполезно. Народ приуныл и
совсем обнищал. Не было на продажу вина, не было ни кукурузы, ни пшеницы.
Наконец решили привезти древнего столетнего священника отца Мираба из храма
Нино-Цминдо.
Старик с
дороги устал. Поел чахохбили, выпил вина и лег спать. На следующий день из
церкви вынесли иконы, хоругви и крестным ходом пошли в сторону кладбища слушать
отца Мираба. Собралось все селение. Отец Мираб влез на арбу, помолился,
поклонился народу на все четыре стороны и сказал: “Гнев Божий на наших головах
за то, что забыли мы Бога и предались маммоне! Для чего вы работали, для чего
трудились? Вы работали не для Царства Божия, а для плоти, вот и пожинаете
скорби в плоть. Посмотрите на ваше кладбище! Оно украшено памятниками и
камнями, украденными с далеких северных могил. Это великий грех — разорять
чужие могилы и украшать свои. Ашот привозил вам эти камни, и вы, как бараны,
бросились покупать их и ставить на своих могилах. Вот теперь за грехи ваши и
Ашота эти северные камни и притягивают на землю убийственный град.