Недели через
две я пришел к нему. Двери открыл его сын с мутными глазами наркомана. Из недр
квартиры неслись веселые граммофонные звуки вальса. Когда я вошел в просторную,
полную антиквариата комнату, то увидел Ашота в широких штанах, вальсирующего на
паркете с царственной докторшей. Он повел меня смотреть икону, которая
оказалась малоценной, академического письма. Хорош был только ее резной
кипарисовый киот.
По-прежнему
неслись гнусавые звуки из антиквариатного, с громадной трубой, граммофона.
Около него в кресле сидела царственная докторша, источая нежный запах парижских
духов и деликатно поглощая шоколадные конфеты с ромом из большой открытой
коробки.
В последний
раз, примерно через год, я встретил Ашота на Кировском проспекте под ручку с
пышной яркой блондинкой. Он торопился на какую-то деловую встречу, но
остановился поговорить со мной, сетуя, что жизнь не удалась, здоровья нет, сын
— наркоман, а дочь — шлюха. Говорил, что у него срочный и богатый заказ на
отличное надгробье-люкс на могилу хозяина района, богатого деньгами и
родственниками. Что из райкома по междугороднему все звонят, торопят с
прибытием товара. Такой шедевр придется везти самому, чтобы было все в
сохранности. Больше Ашота я не видел.
Через год
поехал в Грузию к мощам святой равноапостольной Нины. На дороге во Внешней
Кахетии автобус сделал остановку. Все пассажиры пошли в тень к источнику. Это
было родное село Ашота. Кладбище было при дороге, и я осмотрел его. Тяжелые
гранитные плиты и глыбы, мраморные памятники и черные плиты лабрадорита
придавили могилы спесивых кахетинцев. Некоторые вызывали удивление своим явным
язычеством. На этих могилах был поставлен дом из ажурной кованой решетки, с
оцинкованной крышей и затейливыми трубами водостока. Внутри домика все было
убрано и обставлено в восточном вкусе. Здесь был и диван с круглыми мутаками
(Подушка цилиндрической формы.), и большой ковер на полу. Под ковром — могила
покойника. Посредине стоял стол, покрытый бархатной скатертью, с кувшинами
вина, бокалами и фруктами в вазах. Трубки дневного света круглые сутки
испускали ртутный мертвящий свет. Электросчетчик исправно отсчитывал киловатты
и беспрестанно гремела радиотрансляция. Кладбищенский сторож рассказал мне, что
год назад на этом кладбище погиб уважаемый батоно Ашот из Ленинграда при
разгрузке больших плит для могил секретаря райкома. С машины свалилась черная
тяжелая плита и придавила его, как жабу. Пока был жив, кричал все, бедный. С большим
трудом отвалили плиту от страдальца. Ноги и нижняя часть живота — в лепешку.
Вон там, в стороне, и его могила под скромным грузинским камнем. Царствие ему
Небесное!