Христианами не рождаются (Евфимия) - страница 96

  -И чем же н-наш образ им не нравится? – увы, отец Игнатий все больше подтверждал поговорку: хмель говорит – ум молчит…

  -Образ? - переспросил Владыка Поликарп. – Это не образ, а образина. Иначе говоря, безобразие. И чтобы образумить Вас и вернуть к первообразу, я принимаю решение запретить Вас в служении до…до Рождества. Одумайтесь, отче!

  Вслед за тем епископ позвонил в стоявший на столе колокольчик. Он еще не успел поставить его обратно, как в кабинет вошла пожилая секретарша, Нина Ивановна, повидавшая до Владыки Поликарпа еще трех архиереев, включая знаменитого епископа Леонида, исповедника веры, в послевоенные годы положившему начало возрождению разоренной богоборцами Михайловской епархии.

  -Нина Ивановна, голубушка, подготовьте-ка указ. - обратился к ней епископ. – Текст я Вам сейчас продиктую.

  Тем временем отца Игнатия снова сморил сон. Впрочем, и на сей раз он был недолог – спустя минут десять, растолкав безмятежно дремавшего на стуле отца протоиерея, епископ вручил ему под подпись указ о запрещении его в священнослужении и направлении в распоряжение настоятеля Спасо-Преображенского кафедрального собора, протоиерея Богдана Руденко. Тем же указом временно исполняющим обязанности настоятеля Свято-Лазаревского храма назначался тамошний второй священник, отец Петр Одинцов. После того, как отец Игнатий нетвердой рукой вывел свою подпись на владычнем указе, епископ  вызвал водителя и велел отвезти священника…не назад в церковь, а к нему домой.


***


   …Кое-как совершив восхождение на пятый этаж крупнопанельной «хрущевки», отец Игнатий нашарил в кармане куртки ключи и медленно открыл дверь. Как же он боялся возвращаться сюда! И все-таки не избежал этого!

  В квартире все оставалось так, как в тот день, когда отец Игнатий покинул свое жилище с твердым намерением больше никогда не переступать его порога. Стол, уставленный пустыми бутылками, стопками и тарелками с заплесневелыми остатками поминальной трапезы. Горшки с засохшими цветами на подоконнике. А на стене – фотография его матушки, его ненаглядной Лизоньки. Они прожили вместе почти тридцать лет, прожили так, словно у них были одна душа и одно сердце. И, хотя Господь не дал им детей, они все-таки были счастливы. Потому что любили друг друга. Эта любовь наполняла их жизни радостью и смыслом. Но теперь Лизонька спит непробудным сном в могиле за алтарем Свято-Лазаревского храма…почему только в сказках беззаветно любящие друг друга люди умирают в один день?

   Впрочем, завтра утром он пойдет к ней… Постоит у ее могилы, помолится об ее упокоении. А потом поднимется к себе в кабинет и сядет у окна. Оттуда, сверху, хорошо виден свеженасыпанный холмик с крестом, покрытый увядшими цветами… Он будет смотреть на него и пить, пить до тех пор, пока не впадет в тупое пьяное полузабытье…что еще теперь ему остается? Нет Лизоньки – и ему не для чего и незачем жить.