То есть речь идет о наших внутренних проблемах, а не о том, что пустота вокруг. Когда же мы произносим слово «одиночество», то сразу возникает ложное ощущение, что, мол, в этом «моем одиночестве» виноваты – они, окружающие, которые меня бросили, оставили, предали и так далее и тому подобное. Потому что мне НЕКОМУ позвонить. Пребывая в этом не явном, но вполне очевидном состоянии обвинителя окружающих, я как бы снимаю, слагаю с себя всякую ответственность за тот дискомфорт, который я испытываю. По сути же речь идет о каких-то моих особенных требованиях к этому миру, к этим людям. Я не говорю, что человек не вправе иметь вот такое, особое ощущение от своего бытия и своих отношений с другими людьми. Но я говорю о том, что надо сначала очень четко определить корень проблемы, первопричину, источник этих тягостных для себя ощущений. Я ясно сформулировал?
– В общем, да. Но давайте все-таки разберемся с этим запросом к миру: «Нет такого человека». А кто это – «такой человек», которого люди ищут и отсутствием которого тяготятся, называя это одиночеством?
Мы устроили мозговой штурм с главным редактором журнала «Психология на каждый день» Галиной Черняевой: пытались понять, что именно люди понимают под словом «одиночество». Сделали «контент-анализ» – есть такое модное словечко у маркетологов и психологов – и вынули на свет божий устойчивые словосочетания, которые встречались в ответах большинства людей: «нет родственной души», «нет родной души». Эта загадочная «родственная душа»… Люди ищут и не находят именно «родственные души».
Мне несколько раз снился один и тот же сон. Какая-то непогода, темно, дождь-снег-вьюга, звонок в дверь, я открываю: на пороге стоит какая-то девушка, вымокшая насквозь, продрогшая, замерзшая, волосы на лицо налипли. Я ее впускаю в дом, даю сухую одежду, отогреваю, начинаю поить чаем, кормить, мы с ней начинаем разговаривать о чем-то, и тут я начинаю чувствовать что-то «неладное». Мне очень-очень хорошо с ней, по-особенному тепло и светло – так хорошо, как я не чувствовала себя ни с одним человеком, даже странно. Меня начинают терзать смутные сомнения, я начинаю спрашивать, как ее зовут. Она говорит: «Татьяна», мои подозрения только усиливаются, я спрашиваю, какая у нее фамилия, а она отвечает: «Девятова»…
По этому сну я поняла, что мне до боли хочется найти человека по-настоящему близкого, родного, ту самую пресловутую «родственную душу». Но Андрей, похоже, не очень-то приветствует романтические описания психологических процессов и понятий.
– Я, Татьяна, каюсь, лириков не особенно жалую, мне физики как-то ближе по системе внутренней организации – чтобы все четко, конкретно, определенно и по делу. «Родственная душа» – название, конечно, красивое. Я бы, как говорится, и сам бы не отказался… Но психологи частенько любят использовать красивые понятия, не имея под ними никакой внятной структуры. Вот есть понятие, вот есть от него ощущение – и довольно им. А мне не довольно. То есть у них это подчас просто слово, звук даже, а не концепт. Ощущение есть, но ухватиться не за что.