– Слишком откровенно.
– Разве? – искренне изумился я.
– Конечно, – просто подтвердила она. – Посмотрели бы вы на себя со стороны. Тут даже мне все ясно. Обратите внимание вон на того дядечку.
Дядечке было лет сорок, он был моложе меня лет на десять, хотя выглядел не намного свежее. Маруся переключила мое внимание на игру, которой мы с ней были заняты постоянно. Мы отыскивали в толпе людей или среди редких прохожих колоритные типажи и давали им характеристики. Обычно этим занимался я, а Маруся восторженно пританцовывала. «Прелесть какая!» – восклицала она, как будто я на ее глазах нарисовал портрет.
«Дядечку» выдавали глаза: они были пустыми и ложно значительными, словно у монаха, который догадывался, что пустил свою жизнь прахом, но изо всех цеплялся за выдуманный армией таких же, как он, бородачей бледный смысл.
Я сказал Марусе об этом, и она испустила тихий молитвенный вздох: «Какая прелесть!»
От ее вздохов и восклицаний на меня накатывала волна сладострастной истомы, мне хотелось схватить ее в охапку и зацеловать до одури. Голос у меня садился, появлялась низкая хрипотца, и я долго откашливался, гася предательские порывы.
– Теперь моя очередь, – сказала Маруся и нацелилась на добропорядочную гусыню, плывущую в окружении двух пышных дочерей, которые вели под руки облик своего славного будущего.
– Нет, – сказал я, – взгляни-ка направо.
Там стоял поджарый молодой человек в модных остроносых штиблетах a la Маленький Мук, стильно обтянутый в короткую курточку, идею которой Диор явно позаимствовал у Буратино. Он нагло провожал нас глазами, подленько улыбаясь. Был он моложе меня на добрых тридцать лет.
– Золотой мальчик, – равнодушно отмахнулась Маруся. – Этого добра сегодня сколько угодно. Модные тусовки, ди джей Скунц, бокал мартини, заднее сиденье папашиного БМВ…
– Откуда ты все это знаешь?
Досадный укол ревности достал меня куда-то в левый бок. Я ревновал ее ко всему ее поколению, ко всем тридцатилетним, и даже сорокалетним успешным мужикам. Это была ревность, очень напоминавшая грусть от сознания уходящей жизни.
– У меня же есть подружки, которые встречаются с такими мальчиками, да и дискотеки я посещаю. Я же не монашенка.
– Тебе неловко идти рядом со мной?
– Отчего же?
– Оттого, что я возрастом своим компрометирую тебя.
– Мы не делаем ничего плохого. Разве я не могу гулять с человеком, которому пятьдесят лет?
– Не можешь. Ты мне нравишься. Очень. Боюсь, что я влюбился в тебя.
– Что вы такое говорите? – лепетала она, не в силах справиться с густым румянцем. Этот румянец делал ее девчонкой.