Возврат не получался. Совершенно. Но он же делал это! Делал это обессиленный, с полуживой сестрой на руках! Что же сейчас не так? Только тут Мо вспомнил, что уходил-то он с
Мишей. Точнее, пытался уйти. А переместился один. И не туда, куда хотел Михаил.
Ненависть переплавлялась в злость, ярость. Что за чертовщина происходит?! Ломаться вздумала, квантовая-как-ее-там-фигня?! Не с тем связались! Он, между прочим, кифэй! Хранитель, а это вам не шутки!
Он чувствовал, как накалялась кожа от его усилий. Тщетных усилий. От ярости и бессилия становилось душно. Жарко на ледяном ветру.
- Иди ко мне.
- Чтобы ты убил меня, как моего отца?
- Я не убивал твоего отца. Его и так зацепило, он был обречен. А еще он слишком долго говорил со мной. Я доставил его домой, но большего сделать не смог.
- Мне от этого не легче!
- Сделай так, чтобы это было не напрасным. Иди ко мне. Я научу.
- Чему?!
- Не спорь. Иди ко мне.
Сын повторяет путь отца, снова идет через нагромождения льдин, вдоль следа. И снова открывается черная полынья. Молодой мужчина упорно не желает опускаться вниз, пока лед под ним не вздрагивает от удара. Лишь после этого он опускается на колени, а потом и вовсе ложится. Из-под воды на него смотрят глаза Потана Северно-Ледовитого океана. В такой близости сопротивляться ему нет никакой возможности...
- Вставай. Вставай, Альфаир Магомед. Вставай, я кому говорю! Иначе с тобой будет то же, что и с твоим отцом.
Мужчина, лежавший у края пролома, встает: с огромным трудом, опираясь на дрожащие руки, сначала на четвереньки, и лишь потом на ноги. Его шатает – от слабости и ударов ветра.
- Все, уходи. Ты теперь умеешь это делать сам. Уходи, пока не стало поздно!
- Но надо же...
- Потом. Теперь ты знаешь, как меня найти.
Вокруг стоящей на ураганном ветру фигуры появляется бледно-голубое свечение. Оно разгорается все ярче и ярче, обретая оттенок лазури. Малыш Тун, крайне заинтересованный возможным пополнением к своему рациону, высунул нос из-за огромного тороса, чтобы тут же поспешно удрать прочь от этого непонятного по медвежьим меркам явления. Впрочем, и по людским меркам тут творится странное. В свечении начинает чувствоваться какое-то напряжение, кажется, еще чуть-чуть – и внутри лазури начнут поблескивать электрические разряды. А потом оно резко гаснет, оставив после себя пустоту. Мужчина, стоявший среди льдов, у края полыньи, исчез.
Дышать невозможно, давит на уши, глаза совершенно отказываются фокусироваться на чем-либо. Тело не слушается, будто сжато в тугом металлическом доспехе. И отчетливый металлический же привкус во рту. Ни черта не видно! Мо попытался моргнуть, с трудом, но получилось. Напряг зрение, и вдруг словно пелена спала с глаз, и они прозрели. Только вот мозг наотрез отказался обрабатывать открывшуюся картину.