- Понимаю. Но... – он встает и отходит к окну, глядя на голые деревья за окном. Поздняя весна в этом году, тепло и не думает пока наступать. – Все без толку, не так ли? За столько лет так и не поняли – зачем? Зачем мы? Зачем нам даны какие-то странные, непонятно к чему способности? Что мы можем, кроме того, что говорить друг с другом на расстоянии и чувствовать настроение других людей? Великие навыки, ничего не скажешь!
- Не утрируй, Мага, – женщина подходит к сыну, обнимает его, положив голову на плечо. – Все не так просто. Мы многое умеем.
- Не просто, – согласно и невесело кивает он. – И все равно так же непонятно. Ладно, – встряхивает головой, – пойдем, погуляем. Заодно зайдем к отцу Владимиру. Я ему журналов привез, какие он просил.
- Пойдем, – соглашается мать, беря в руки пальто. – Но учти – отцу Владимиру придется освящать церковь после твоего визита.
- Не смешно, – сын открывает перед матерью дверь.
- Не смешно. Зато правда.
- Мама?!
- Да шучу, я шучу... Но батюшка не оставляет надежд убедить тебя принять крещение.
- Шутки у вас, боцман... – Мо недоверчиво качает головой.
- Знаешь, – они идут по тропинке к находящейся метрах в трехстах деревянной церкви, – мне здесь у вас все кажется ненастоящим. Игрушечным каким-то. Лес как из сказки, холмы – не холмы, а холмики. Озера как блюдца, речки-речушки. Особенно летом или поздней весной. Я приезжал к тебе как-то в мае, на твой день рождения, помнишь? Все такое... пасторальное, вот. Будто это не природа, а картинка нарисованная.
- У нас тут совсем не игрушечные леса, между прочим. Дичи много, ее совсем перестали стрелять. Кабаны вон к домам выходят.
- Но все равно... не так... как там...
- Я понимаю, сынок.
- Там... все время холодно, – голос его звучит так, будто Мо не слышит мать. – Из всех звуков – свист ветра и шум прибоя, если летом. И никого вокруг... ни одной живой души на многие сотни километров. Только зайцы вокруг да кулики. Я с тех пор терпеть не могу зайцев. И зайчатину.
- Что вспоминать, сын, дело прошлое, – Лидия кладет ему руку на плечо.
- Знаешь, уже перед самой инициацией, когда мне совсем... худо было, я подсчитал. Сколько я видел за всю жизнь, за все восемнадцать лет, человек. Кроме тебя и отца. Знаешь, сколько? Десять! Я их всех помню. Помню в лицо, до мельчайших деталей. Помню, мы с отцом плавали к старому чукче, которой жил в нескольких десятках километров восточнее по побережью. От него ужасно пахло, у него были коричневые, совершенно гнилые зубы, но... Ты же понимаешь? Он казался мне очень... интересным. А потом к нам приплывали два гидрогеолога аж из Певека! Представляешь? Я... я до сих пор помню, какая на них была одежда, и что они рассказывали.