Стоя у окна, Ким смотрел на все это с открытым от изумления ртом.
Что все это значило? Мать нашла себе на старости лет покладистого мужчину и закрутила с ним роман? Но почему она скрывает его от Виктора? Почему ради какого-то левого мужика вытолкала сына из дома?
Виктор решил расставить все точки над «i».
Когда он вошел, мать как раз выходила из своей комнатки. Виктор остановился перед ней, не разуваясь и не снимая плаща. Посмотрел на нее пристальным взглядом и спросил:
– Мам, кто у тебя в комнате?
– Никого, – дрогнувшим голосом ответила она, не глядя Виктору в глаза.
– Неправда, – сказал Ким. – Мама, я устал от этих игр. Давай я просто войду туда и…
Мать заслонила собой дверь, очевидно, чтобы пресечь любую попытку Виктора проникнуть в комнату.
– Почему ты не даешь мне пройти? – с горечью спросил сын.
Мать молчала, сжав губы и настороженно и неприветливо глядя на него.
– Ну нет, мама, – сказал он тогда. – Я все равно туда войду.
Он взял ее за худые плечи и настойчиво и осторожно отодвинул в сторону. Затем шагнул к двери.
– Нет! – крикнула мать.
Но было поздно. Ким распахнул дверь и вошел в комнату. Мужчина сидел на кровати в той же позе, что и прежде, но теперь тусклый свет ночника падал ему на лицо. Он медленно повернул голову и посмотрел на Виктора холодными черными глазами.
Ким почувствовал, как к горлу подступает дурнота. Реальность подернулась пеленой и стала сновиденной, кошмарной, противоестественной.
– Ты? – хрипло пробормотал Виктор, с ужасом и изумлением глядя на мужчину.
Тот молчал, продолжая смотреть на Виктора своими страшными глазами, похожими на две черные щели, ведущие в пустоту.
В горле у Виктора пересохло, а в голове зазвучала дурацкая песенка, услышанная в кафе.
И нет эмоций никаких.
Лишь память направляет их.
Заполонили улицы
Живые мертвецы…
Ким пошатнулся и схватился рукой за дверь, чтобы не упасть. Сзади к нему подошла мать. Услышав скрип половицы, Виктор обернулся и успел увидеть, как что-то черное стремительно обрушивается ему на голову.
Потом перед глазами с треском расползлась багровая темнота, и Виктор почувствовал, что летит в пропасть. Ускользающим сознанием он успел выхватить из тьмы последние слова матери: «Ты больше не отнимешь его у меня, маленький ублюдок! Больше не отнимешь!»
И что-то снова обрушилось ему на голову. Багровая темнота перед глазами рассыпалась на тысячи огненных кусков, и Виктор отключился.
Ему не суждено было увидеть, как мать отшвырнула от себя окровавленную кочергу, как бросилась к мужчине, сидящему на кровати, и как обняла его, бормоча сбивчивым безумным шепотом: «Никому тебя больше не отдам. Никому. Никому…»