Кореец постоял еще пару секунд, глядя на раскрасневшееся от гнева лицо Соболева, потом повернулся и зашагал к выходу. Егор снова рванулся вперед, но несколько парней повисли у него на плечах.
– Трус! – прорычал он вслед Киму. – Педик узкоглазый! Советую тебе все время оглядываться! Понял меня, тварь?!
Витька Ким вышел из кафе. Фрол, пугливо косясь на Егора, тоже – бочком-бочком – добрался до выхода, а потом выскочил из кафе вслед за Корейцем.
Егор дернул могучими плечами:
– Да отпустите вы!
Парни ослабили хватку.
– Ну! – рявкнул на них Егор. – Или вам зубы пересчитать?!
Еще несколько секунд его держали, а потом отпустили. Люди вернулись за свои столики, а Соболев повернулся к бармену и распорядился:
– Водки! Чего уставился? За разбитый бокал заплачу́. Водки давай!
Около полуночи Аня Родимова вышла из дома с тазиком в руках. Выплеснула из тазика воду на грядку и повернулась, чтобы вернуться в дом.
– Ань, постой, – услышала она негромкий голос Егора Соболева.
Аня остановилась. От сумрачной тени дерева, похожей на грозовое облако, отделился высокий темный силуэт.
– Егор?
– Да.
Аня невольно отступила на шаг и остановилась.
– Ты чего тут?
Он подошел ближе, зыбкий отсвет далекого фонаря позволил Ане разглядеть его лицо. Щеки и подбородок Соболева покрывала щетина. На темном осунувшемся лице лихорадочно блестели глаза.
– Ну? – сипло проговорил он, обдав Аню запахом перегара. – Ничего не хочешь мне сказать?
– Егор, иди домой, – тихо ответила Аня.
Соболев сунул руку в карман и что-то из него достал.
– Я все знаю, – сказал Егор. – Про тебя и про этого московского хлыща.
– Ну, значит, мне ничего не придется объяснять. Да, честно говоря, я и не собиралась.
Лицо Соболева судорожно дернулось.
– Как ты могла? – с горечью проговорил он.
– Егор, я не знаю, – тихо сказала Аня. – Правда, не знаю.
Егор вдохнул широкими ноздрями прохладный вечерний воздух, а потом выдохнул:
– Шлюха!
Аня на секунду оцепенела, а потом повернулась и быстро пошла к крыльцу. Но Соболев заступил ей дорогу.
– Уйди, – тихо попросила Аня.
Егор молчал.
– Ну?
Он скрипнул зубами и процедил:
– Ты все испортила.
– Знаю, – сказала Аня. – Но я тебе ничего не должна. И никогда не была должна. Я тебя никогда не любила, Егор. Уходи.
И тут Егор шагнул к ней и коротко, без размаха, ударил ножом в живот.
22
Холодные обшарпанные стены поселковой больницы. Тяжелый, тошнотворный запах лекарств, хлорки и еще чего-то, о чем даже думать не хочется. Старая Маула, потерянная, ссутулившаяся и от этого казавшаяся маленькой, растерянно смотрела на снующих по коридору врачей и медсестер, на с трудом передвигающихся больных в стареньких заношенных халатах.