— Как здоровье? — поинтересовался Андрей. Но было ясно, что он издевается. Пьеров и не ответил.
— Можно взглянуть? — спросил внезапно Кунцевич.
— Э нет, сейчас нельзя. Дайте мне закончить.
— Когда? — спросил Кунцевич.
— Что «когда», молодой человек?
— Когда закончите?
— По-разному бывает, понимаете ли. Да я вам-то, может быть, и вообще не покажу.
Пьеров задергал головой, словно хотел боднуть Кунцевича.
— Ну так я увижу в Нью-Йорке, — рассмеялся тот.
— Распылилась, распалась Россия, — не очень впопад пробормотал Арсений Арсеньевич.
— Нужно умереть, чтобы родиться, — помните, где сказано? — откликнулся Кунцевич. — Нужно все старое отбросить, вырвать с корнем привычки и привязанности. Отказаться от вялости, бездеятельности, максимализма, иррационализма… в первую очередь иррационализма… — Он взглянул на Люду, как бы напоминая ей о той давней лекции, пафос которой был совершенно иным. — Нужно стать другой страной, другим народом.
— Невозможно, — произнес Арсений Арсеньевич убежденно.
— Невозможно, — эхом отозвалась Люда.
— Тогда смерть без возрождения. Просто смерть и распад.
Кунцевич говорил с раздражением, его задевало, что Люда так явно на их стороне.
— Гоголь это назвал «заколдованное место», — пророкотал, захлебываясь кашлем, Андрей. — Во всем мире прогресс и цивилизация, и только у нас все останавливается. Никакой вестернизации.
— Мне кажется, они еще к нам вернутся, — тихо проговорила Люда и запылала сильнее, даже уши покраснели.
Кунцевич вскипел:
— А вы, простите, где за границей были и когда? Это же чушь, ей-богу! Это бред сумасшедшего, которому кажется, что его сумасшедший дом лучше всех.
— Нигде я за границей не была. — Люда отставила чашку, встала и быстро ушла. Пьеров проковылял проводить ее до ворот.
— Зато скоро будет, — произнесла со значительностью в голосе Лидия Александровна, провожая их взглядом.
— У меня к вам просьба. — Лидия Александровна схватила Кунцевича за руку и втолкнула в кресло. Сама встала рядом, маленькая и деловитая.
— Тогда и у меня к вам небольшая просьбишка, хорошо? — Кунцевич придвинул стул, пересел на него, а Лидию Александровну вежливо усадил в кресло.
— Валяйте!
Лидия Александровна подперла подбородок кулаком, давая понять, что вся — внимание.
— Чур, вы первая, — рассмеялся Кунцевич, — да у меня, собственно говоря, пустяк.
— Скажите, Максимилиан, фрейдизм — это когда сыновья влюблены в мать, я не путаю?
— Вы сильно упрощаете, но положим, что так.
— В прошлый раз вы говорили про Кеслера. Вы уверены, что к нам приходил тот самый Кеслер?