. Я не заснул, меня просто не было: не было моей памяти, моего тела, моего сознания – все полетело в провал к чертовой матери.
Когда я открыл глаза, то почувствовал, что со мной что-то не так, но долго не мог сообразить, что именно. Сначала я увидел окно и серое небо за ним, но ракурс был какой-то неправильный. Я опустил глаза и понял, что лежу на боку на полу и пытаюсь говорить, но из моего рта только вытекает слюна, она пенится где-то внизу, у подбородка. И тут резкая боль согнула меня пополам, молнией выстрелила из левой руки и ударила в самое сердце. Я догадался, что капельница все еще доставляет в меня яд, но я ничего не мог с этим поделать – я лежал на боку, захлебываясь в слюне, из глаз почему-то тоже текли неконтролируемые безвкусные слезы. Я чувствовал, что весь дрожу, как в припадке, но никак не мог справиться и унять эту дрожь, а мог смотреть только прямо, в окно. А там, за стеклом, вдруг ослепительно посветлело, как будто самурайским мечом рассекло тучи, и из огромной открытой раны вытекло солнце. Оно все надувалось и надувалось, а потом лопнуло, как желток на раскаленной сковороде, и у него изнутри полетели на землю, кружась и беспомощно помахивая хоботами маленькие розовые слоны. Все это время, пока я лежал, трясся и смотрел в окно, кто-то все прибавлял и прибавлял громкость в наушниках, из-за чего я вскоре стал слышать только подобие рева волн, бьющихся о бетон.
Кое-как мне удалось откинуться на спину, и пока я переворачивался, игла вместе с хоботком трубки выскочила у меня из запястья. Только когда перестало жечь руку, я вспомнил об Алисе. Сначала я искал ее у окна, потому что помнил, что она сидела к нему спиной – но теперь ее там не было. Тогда я повернулся на другой бок и увидел, что Алиса вжалась в угол ближе к двери. Ее глаза были закрыты, губы синие, и вся она была совсем-совсем белая. На пределе возможностей, не чувствуя конечностей, я пополз к Алисе и, выдернув иглу, начал бить ее по щекам. Тут еще зазвонил этот механический будильник, от которого у меня сердце упало. Я откинул его в сторону и попытался докричаться до Алисы, но у меня все еще ничего не выходило, я только издавал какие-то булькающие звуки и продолжал трясти ее за плечи.
Я запаниковал, когда понял, что пульс у Алисы почти исчез. Я пытался откачать ее ударами в грудь, но руки плохо меня слушались – выходили какие-то нелепые неритмичные шлепки. Спустя минуту безуспешных попыток привести ее в чувства, я отчаялся и обхватил голову руками, думая, куда бы бежать за помощью, но Алиса неожиданно открыла глаза и начала закашливаться. Я помог ей сесть, она прислонилась к стене, и ее вырвало чем-то желтым, больше похожим на густую слюну. Она попыталась что-то сказать мне, но начала задыхаться. Я знаком приказал ей молчать, а сам рванул на кухню за водой – там у Алисы стояли бутылки, которые она брала внизу, у консьержки, а иногда и сама наполняла их дождевой водой. По пути я делал дикие скачки от стены к стене, мне приходилось врезаться в них, чтобы удержаться на ватных ногах и не упасть. Кое-как, с такими вот перебежками, чуть не смяв круглый бумажный фонарик, вцепившийся мне в ногу, я добрался, и мне удалось схватить одну из открытых пластиковых бутылок. Я расплескал половину пока нес, но все же дал Алисе попить. Ей стало немного лучше, тогда я вздохнул и опустился на пол рядом.