22.
Было очевидно, что этот день настанет – что наш «special k» однажды кончится и все изменится, но я не был к этому готов. В жизни я вообще никогда и ни к чему не был готов, все просто случалось и мне потом приходилось мириться с результатом. Накануне у нас с Алисой был еще один прекрасный вечер: мы танцевали в наушниках под очередную любимую Алисину песню, голые стены вокруг рассыпались на части, в полумраке в воздухе, как в формалине, плыли бумажные китайские фонарики и золотые рыбки. Мне казалось, что мы стоим на самом краю плотины, что вода обрушивается в необозримую даль под нашими ногами, и нам было страшно и вместе с тем хорошо – так страшно и так хорошо, что мы не могли выговорить ни слова, а только улыбались друг другу. А на следующее утро, вернее, было уже около двух часов дня, я проснулся и понял, что все кончено. Кетаминовая осень так просто ушла, превратилась в холодильник и выпала из окна, и теперь ее тоже увозит мусоровоз на какой-нибудь пустырь или свалку. Внутри у меня все перевернулось.
Я не был зависим от «special k», вовсе нет. Химической зависимости не было точно. За все время мы с Алисой вмазались раз шесть, не больше, а этого слишком мало, чтобы стать торчком. Если верить Берроузу, чтобы хоть как-то сесть с чистяка, нужно ширяться по крайней мере три месяца дважды в день. А я даже ломки потом не испытывал, и вообще не уверен в том, что кет может вызывать ломку. Похмелье – похмелье было, но оно проходило, иногда, правда, выворачивало, но потом, спустя сутки или около того, все приходило в норму. Это я сейчас о физическом состоянии – с ним все было в порядке. Но когда я увидел, что ампул больше не осталось, то испугался, что потеряю Алису и эти странные дни навсегда. «Ты спрыгнешь со мной с плотины?» – затрубил слон в моей голове, и во рту у меня все пересохло, я сполз на пол и обхватил голову руками.
Алиса проснулась позже меня. Я почему-то соврал ей, что немного ампул у нас еще осталось, что я просто убрал их в карман. Она успокоилась, так что я решил, что у меня есть время по крайней мере до вечера, чтобы что-нибудь придумать. В общем, я снова не принял никакого решения, а просто, как умею, продолжил оттягивать неизбежное, которое уже звенело как перетянутая струна, и готово было вот-вот порваться.
В последнее время у Алисы была полоса хорошего настроения, поэтому сразу после подъема мы протрепались почти без перерыва. Я старался выглядеть как можно более веселым, но, мне кажется, Алиса заметила, что со мной было что-то не так, хотя ничего и не сказала. Она просто внимательно смотрела мне прямо в глаза, а я отводил взгляд, как какой-то школьник. Я для Алисы был открытой книгой – ничего не мог от нее скрыть, она читала меня насквозь.