* * *
В зале Центра рукопашного боя полукругом вытянулся строй в разбойно-пятнистой униформе. Из полутемного коридорчика «патрон» своим излюбленным развязным шагом, схожим с походкой пожилой цапли, влетел в ярко освещенное помещение и, словно срезанный пулей, споткнулся о дружный крик: «Здравия желаем!», после которого каждый стоящий в строю боец выхватил из-за спины пустую водочную бутылку и шандарахнул ею себя по башке. Помню, бутылки разлетелись вдребезги, усеяв весь пол битьем, а головы – нет. Собчак аж присел посреди зала и замер, дико озираясь, словно волк, случайно забравшийся вместо овчарни на колокольню сельской церкви в момент, когда грянул звон главного колокольного калибра, зовущий ко всенощной службе. Сперва он не знал, что и говорить, а затем попытался взять себя в руки и своим обычным суконно-пламенным языком решил поведать собравшимся, например, о «путях развития демократии в СССР в сравнении с другими развивающимися странами», но тут же сбился, ощутив нелепость темы и места, однако, быстро очухавшись, простецки попросил впредь беречь стеклотару, нехватку которой город уже ощущал. Офицеры, не обращая внимания на «патрона», принялись по команде крошить друг друга ногами и кулаками, вертясь вокруг него и демонстрируя такой неподдельный драчливый энтузиазм, что мне за Собчака стало неспокойно. Ему с лихвой хватило бы одного случайного удара любого из них, поэтому я решительно выхватил высокого гостя из этой, уже чуть окровавленной, круговерти. Наш уход никто из дерущихся, похоже, не заметил, что свидетельствовало о серьезности намерений участников схватки в этом междусобойчике.
Мы вышли во двор института и направились в противоположный угол обширной территории, к бане. Собчак продолжал сокрушаться по разбитым бутылкам, сожалея о крепости голов.
Ставшие в последнее время довольно частыми походы с «патроном» в баню я ценил и старался не пропускать. Собчак столько не пил, чтобы бывать пьяным, поэтому баня стала единственным местом его психического раскрепощения. Под ударами веников, в клубах пара, сильно ароматизированного припасенными травяными настоями, повседневная несменяемая маска «патрона» растворялась, как болотная ряска, порой обнажая трясину собчачьего сердца. Отсюда ценность любого банного разговора в силу его почти искренности была несоизмеримо выше всей, вместе взятой, изрекаемой им постоянно и повсеместно лжи. Темы после распарки обсуждались всякие: от достоинств отдельных частей тела приглянувшейся ему официантки до эпохи явления «феномена Собчака» современникам и причин почему-то не очень сильно ощущаемой бурной радости человечества по поводу такого всевышнего благоволения. Откровенные и частые подозрения «патрона», что он принадлежит всему человечеству и что его возможная смерть от сердечного недуга, предсказанная хитрым Куликом, может стать катастрофой для населения планеты, Собчака сильно угнетали, а меня забавляли. Но, тем не менее, я решил для успокоения размагнитить «патрона» от куликовских чар при помощи заехавшего в Ленинград и случайно подвернувшегося под руку известного оракула, «мага астрологии» Паши Глобы, которого мне пришлось долго уговаривать заявить в своих очередных телепредсказаниях о будущих «долгих летах» «патрона», для убедительности сославшись, скажем, на «зашедшие друг за друга» близкрутящиеся планеты или еще какие-либо неприятности в созвездии, к примеру, Рака. На следующее утро после вечернего телепророчества Глобы радости Собчака не было предела. Оракульское вранье его необыкновенно воодушевило, поэтому, вместо активизации в работе, он стал сильнее и чаще париться, уже невзирая на учащающийся при этом пульс.