Спустя некоторое время город захлестнули профессиональные выстрелы в затылки избранных жертв у подъездов их домов, разные взрывы, даже на вокзалах, целенаправленные городские пожары и прочие резонансные нападения. Все это не без оснований наводило меня на подозрение о том, что идея о создании карательно-диверсионной группы, высказанная в тот вечер Собчаком, не была им, как обычно, забыта, даже несмотря на врожденную более чем осторожность, а точнее, трусость вкупе со жгучим презрением к людям, всюду предохраняющим его от потери самообладания.
Глава 17. «Фонд спасения Ленинграда» в Калифорнии
Как только падаль начинает смердеть, к ней со всех сторон сбегаются шакалы…
Из наблюдений первобытных туземных охотников
Названия комитетов, а также других структурных подразделений и заведений городской администрации возникали в пожарном порядке одно за другим, появляясь на свет вместе с авторами этих вывесок, которые не только изобретали само название конторы, но и страстно стремились ее возглавить, тем самым по мере собственных сил поучаствовать в общем разгроме городского хозяйства.
От соискателей государственных постов не было отбоя. Каждый кандидат желал сам себя испытать в любом качестве, вплоть до роли, скажем, хирурга у операционного стола с распластанным пациентом, разумеется, без оговаривания ответственности за результат такой пробы. Поэтому ежели, к примеру, у больного першило в горле, то ему смело вскрывали череп и потом очень удивлялись печальному исходу, видя в этом не иначе, как происки «партаппаратчиков».
Это было воистину безумное время. Ни опыта, ни знаний, ни, в конце концов, пусть даже простой хронологии биографического очертания жизни не востребовалось. Наоборот, те, у кого эти данные были, выглядели в этой массе весьма подозрительно и, как правило, к участию в раздаче должностей не допускались. Возникала уникальная возможность за считаные дни, скажем, из шофера старой полуторки без номерных знаков и с оторванным лет тридцать назад задним бортом, шнырявшей в лабиринтах какого-нибудь заводского двора, превратиться в заместителя, а если пофартит, то и председателя нового городского комитета по транспорту и еще чему-либо. Подобное восхождение зависело только от удачи и личного контакта с большинством «народных избранников», да порой яростно-агрессивной крикливости самого возжелавшего занять высокий пост с правом пользоваться спецбуфетом.
Если известная лестничная площадка была излюбленным местом только депутатов, где в густом дыму беспрерывного перекура формировались мнения фракций, то в коридорах Мариинского дворца – этих дымящихся порочностью переходах и тундре межкабинетных пространств – с раннего утра и до позднего вечера шныряли не только избранные люди. Всюду в закутках, на подоконниках либо лестничных перилах, а то и просто вокруг плевательниц шли своеобразные заседания. Комнат на всех желавших их занять явно не хватало, поэтому в кабинетах находиться считалось неприличным и расценивалось как покушение на всеобщее депутатское равенство. Если же возникала потребность найти какого-то конкретного человека, то, смею уверить, не знающему мест его внекомнатного обитания сделать это было вовсе не просто. К слову сказать, в кабинетах всей этой коридорной публике делать было, в общем-то, и нечего. Им нужен был озираемый каждым, непрерывный людской поток, смахивающий отдаленно на некую биржу идей и мнений, где порой возникали единичные течения-порывы. Даже Собчак иногда поддавался искушению проплыть по этим канавам шепчущихся «заговорщиков», саркастически оценивающих все, что окидывало их око.