Именно этот кандидат наук с ходу предложит и сам же возьмется насаждать «блистательную садистско-эпохальную» программу «ваучеризации» страны. Правда, Чубайс умолчит, для чего и кто ее придумал.
* * *
Однако возвратимся в тесно уставленное столиками маленькое кафе, где за шторкой после дегустации содержимого большинства наличных разнозапечатанных бутылок неизвестного происхождения сотрапезники уже стали пытаться, по большей части руками, угощать друг друга ассортиментом еле умещавшихся перед ними кавказских блюд из всей местной поваренной книги. Наблюдать такое в середине дня мне было еще довольно странно. Тем более, если учесть: в сотне метров от этого переднего края всепоглощающей страсти к еде шла своим чередом сессия, где места для голосования этих застрельщиков нового обеденного почина пустовали.
Депутат Егоров от выпитого стал громко давать сам себе необычные советы, как добраться до уборной и что там нужно сделать. После чего встал и попытался выйти из-за стола, держась для равновесия за собственный пиджак. Но с первой попытки ему это не удалось. Зато он обратил внимание своих друзей на двух женщин, вкушавших поодаль, и громко изъявил желание быть заваленным любой из них на первую же подвернувшуюся кушетку не позднее сегодняшнего вечера. После чего собутыльники резко почувствовали, что тоже сильно их любят. Это, по всей видимости, породило в пьяном угаре пленительные очертания и рост потребности получить ответную нежность одновременно с необходимостью переместиться с неконтролируемыми намерениями в сторону равнодушно жующих особей противоположного пола, у одной из которых каблуки были вровень с мужскими коленями, чем олицетворяли банальный жизненный штамп: продолжением достоинств всегда бывают недостатки. Другая же, напротив, имела, как обычно бывает среди подруг, небольшой рост и внешность, объяснимую пословицей: изо всех зол нужно выбирать наименьшее, чтоб не кусать потом собственные зубы.
Егоров, вероятно, стремясь предстать очаровательным, хотя очарования в нем было даже по трезвому не более, чем в боевом топоре индейцев, повел себя, как еж в гостиничной постели, и ни с того, ни с сего вдруг внятно объявил о необходимости давать женщинам в жизни только то, что они смогут надеть вечером. При этом рекомендовал обращаться с ними, как с лошадьми, проявляя нежность, характеризующуюся движениями, какие бы он сам пожелал ощущать, будь он лошадью. В общем, из его реплик выходило: Егоров даже после сытного обеда испытывал сильный сексуальный голод, породивший партнерское сочувствие на сером анемично-отечном лице Саши Беляева – вечном холостяке, неопытном и не сведущем ни в чем.