Идея улучшения расы (Фолькмар) - страница 14

Сегодня мы все в этом месте говорили бы о «народах» или, если кому-то больше нравится, на научном языке также об «этнических общностях» или «этносах». В 1920 или 1930 году строгий научный язык в этих вопросах не был ни популярен в народной среде, ни даже широко распространен. Для такого человека, как Гитлер, например, в «Моей борьбе» нечеткость донаучного языка была не только довольно безразличной, но даже предоставляла ему желанную свободу для переменчивого истолкования, так как для него важным было только политическое воздействие его слов.

Научная генетика практически началась только с 1900 года. В Лейпцигском Центральном бюро в первую очередь его председатель Ганс Брайман, который стремился найти партнеров, чтобы тем самым, вероятно, найти новые источники денежных поступлений, еще в 1908 году считал достойным внимания, «что в течение последних лет с ростом естественнонаучных знаний уже со стороне научных специалистов по генеалогии... проявилось стремление соединить полученные исторические познания с биологическими или общими медицинскими наблюдениями... . Обсуждение появления злокачественных болезней или особых предрасположенностей в рамках семей, наблюдение за жизненной энергией в возрастающем или уменьшающемся количестве детей и в детской смертности, прослеживание истории предков особенно у выдающихся личностей и стремление узнать из коэффициентов гения компоненты его самых главных качеств, точно так же относятся к этому более новому способу рассмотрения». Уже на первом «Курсе генеалогии и изучения наследственности», собранном в 1906 году профессором доктором медицины и доктором философии Робертом Зоммером (1864-1937) в Гиссене, были представлены несколько специалистов по генеалогии – также в качестве докладчиков – после того, как Лейпцигское Центральное бюро в своем циркулярном письме порекомендовало своим членам посетить этот курс. На третьем таком курсе в 1908 году уже было принято единогласное решение всех участников курса, «согласно которому Лейпцигское ‘Центральное бюро немецкой исторической хроники личностей и семей’ было объявлено подходящим учреждением для планомерной связи естественнонаучной и генеалогической работы, для сбора сведений о семейных хрониках, и рекомендовалось вступление в него». Компетентность, с которой в ту пору ведущие члены Центрального бюро, например, Эрнст Дефринт, рецензировали и комментировали первые работы о генетике человека, примечательна с точки зрения истории науки. Значение закона генетики популяции Харди-Вайнберга было признано генеалогами раньше, чем настоящими учеными-специалистами. Доктор Вильгельм Вайнберг (1862-1937) стал членом Центрального бюро и даже был избран 26 апреля 1921 года в его руководящий комитет, хоть и не вел в этой организации активной деятельности. Определенным апогеем, но также и окончанием усилий по достижению Центральным бюро большего влияния в этом направлении, стало приглашение Брайману и Эрнсту Рюдину (1874-1952) 22 января 1923 года в Берлин на совещание с ведущими чиновниками нескольких министерств, на котором речь шла о «создании имперского учреждения для генетики человека и демографии», итак практически о подготовке основания более позднего «Института Императора Вильгельма антропологии и генетики». Однако на этом совещании Брайману пришлось принять к сведению, что непосредственный вклад генеалогии оценивался тут скорее как незначительный. Действительно в кругах специалистов в это время произошло определенное отрезвление, после того, как было установлено, что надежды исследователей наследования в течение первых двадцати лет после 1900 часто были основаны на простых предположениях или представлениях. В 1935 году Хольфельд вынужден был констатировать: