— А что будет, если я опять забуду, опоздаю, ударю, дерзко отвечу, потеряю?
Порой поцелуй налагает более тяжкие оковы, чем розга.
Разве ты не замечал, что если ребенок после данного обещания исправиться что-нибудь натворил, то уж держись: за первой провинностью следует и вторая, и третья?
Это боль понесенного поражения и досада на воспитателя за то, что, коварно вырвав у него обещание, он принудил его к неравному бою. И если ты вторично взовешь к его совести и чувствам, он тебя резко оттолкнет.
На гнев ты отвечаешь бурной вспышкой гнева, криком. Ребенок не слушает, он только чувствует, что ты выкидываешь его из своего сердца, лишаешь расположения. Чужой, одинокий — вокруг пустота. А ты в исступлении обрушиваешь на него все, какие есть, наказания: угрозу, упреки, насмешку и более существенные меры.
Обрати внимание, с каким сочувствием смотрят на него товарищи, как ласково стараются утешить:
— Это он только так говорит. Не бойся — это ничего, не горюй, он забудет.
И все это осторожно, чтобы не досталось от воспитателя и не влетело от взбунтовавшейся жертвы.
Всякий раз, учинив «великий скандал», я испытывал наряду с неприятным ощущением светлое чувство. Я был несправедлив к одному, но зато многих научил великой добродетели — солидарности в несчастье. Маленькие рабы знают, что такое боль.
42. Иногда выговаривая ребенку, ты читаешь в его взгляде тысячу бунтовщических мыслей.
«Ты, может, думаешь, я забыл? Я все помню».
Неумело изображая раскаяние, ребенок говорит тебе злыми глазами:
«Я не виноват, что у тебя такая хорошая память».
Я: — Я был терпелив. Ждал, может, исправишься.
Он: «Эка беда. Не надо было ждать».
Я: — Я думал, ты, в конце концов, возьмешься за ум. Я ошибался.
Он: «Умные не ошибаются».
Я: — Раз я прощаю, ты, поди, думаешь, что тебе все можно?
Он: «Вовсе я так не думаю. И когда это только кончится!»
Я: — Нет, с тобой невозможно выдержать.
Он: «Болтай, болтай, ты сегодня зол, как черт, вот и цепляешься…».
Подчас ребенок во время нагоняя проявляет удивительный стоицизм.
— Сколько раз я тебе повторял: не смей прыгать по кровати! — мечу я громы и молнии. — Кровать это тебе не игрушка. Хочешь играть — играй в мячик, решай кроссворды…
— А что это такое — «кроссворды»? — спрашивает он с любопытством.
Вместо ответа я дал ему по рукам…
В другой раз, после бурного разговора, у меня спросили:
— Скажите, пожалуйста, отчего, когда кто-нибудь злится, он делается красный?
В то время когда я напрягал голосовые связки и ум, чтобы обратить его на стезю добродетели, он, видите ли, изучал игру красок у меня на лице! Я поцеловал его — он был очарователен.