прессы также ничего не могла изменить. Она не смогла изгнать из сознания людей, что демократический новый порядок, который должен быть установлен после предполагаемой победы Франции, только пролагал путь к постоянным новым осложнениям, которые не оставят в покое народы. Этот порядок, в свою очередь, станет главной причиной новой войны. Так просто, как в 1914г., сохранение демократического порядка в мире не могло стать основанием для радости и горести народов, потому что они пришли к осознанию того, что война 1914г. велась лишь за англо-французские планы гегемонии и стоящие за ними интересы финансовых групп, и потому кровь, пролитая их молодежью, не должна быть забыта. К тому же верилось, что после окончательного крушения демократического мирового порядка придет конец естественному господству Франции и ее роли как стража этой демократии в мире.
Таким было господствующим настроением, которое к началу войны пришло в сознание народов, и должно было привести к острой борьбе внутри самой Франции. Возрастающая пораженческая кампания доказала это со всей очевидностью. Еще более неблагоприятная ситуация сложилась за пределами Франции. Падение тогдашнего правительства, которое впряглось в работу по планам западной демократии, было обусловлено не только военным поражением. Народ отвернулся от этой политики, так как она вколачивалась в сознание по причине того, что больше ничего не желали делать.
Идеологии имеют смысл, когда они опираются на народ, действуют внутри него и таким путем переходят в практику. Демократические идеи обрели силу во времена Французской революции. В прошлой мировой войне Франция понимала, как в своей предполагаемой борьбе за демократические идеалы против Пруссо-Германии с этим фальшивым притязанием, всерьез представленным миру, добиться своих целей. Тогда она выступила против Германии, в значительной мере побуждаемая своими идеями 1789г. Франция не имела собственных новых путеводных идей, которые ее идеология и пропаганда могли бы действенно противопоставить немецкой стороне. Поэтому Германия могла по праву охарактеризовать Францию как мнимо прогрессивную страну и, наконец, намеренную приобщить Европу к господствующей демократической идеологии. Франция находилась в счастливом положении, когда ее не спрашивали о содержании собственной демократии. Она могла описать и объявить полумерами немецкие либеральные учреждения, недостаточно отвечавшие современным требованиям, указать на лежащий в глубине этого пережиток из эпохи абсолютистского государства, которое демократический мир не смог привести к свободе, которую это государство так настоятельно жаждало. Поэтому Франция должна была увести мир на путь войны – вынудить его к тому, что было необходимо демократической Европе.