К концу наших оружейных бдений покрывало из бараньих шкур, на котором мы раскладывали детали, можно было разве что выбросить, ибо никаким чисткам и стиркам оно больше не подлежало.
Зато «Браунинг» стал как новенький.
За компанию я почистил свой верный «АК-12» и даже оружие последнего шанса – пистолет «ПЯ».
– Саламандры не пройдут! – сказал по этому поводу дядя Вова.
– А то! – согласился я.
После всего этого воинского марафона я просто упал на кровать лицом в богато расшитую подушку и забылся глубоким сном школьника, счастливо сдавшего последний перед каникулами экзамен.
Любой человек, путешествующий на корабле – будь то фрегат ВМФ РФ «Ретивый», или авианосец ВМС США «Рональд Рейган», или галеас имперского флота «Голодный кракен», – очень быстро привыкает, что будят его (если он, конечно, свободен от вахты) утренние склянки.
Склянки на кораблях поновее – как фрегат или авианосец – доносит до его слуха внутрикорабельная трансляция. А на всяких там галеасах, по причине их технической отсталости, удары рынды переносятся старыми добрыми акустическими колебаниями, проникающими сквозь щели в двери каюты…
В первую секунду, когда я проснулся, мне показалось, что услышанный мною сквозь сон звук и был ударом корабельного колокола. С добрым как бы утром.
Однако уже в следующую секунду посыпались все новые и новые «дззззиннь».
Металл звонко колотил о металл.
Потом послышались грузные удары – как будто деревом по дереву.
Я бросил взгляд в сторону люмика – здесь, на «Голодном кракене», был, конечно, не привычный иллюминатор, а узенькое прямоугольное оконце, забранное мутным стеклом в свинцовом переплете.
За окном стояла густая темнота.
Значит, это не утренние склянки.
А какие?
Ночные?
Проснулся и дядя Вова. Он сел на постели и принялся тереть глаза пудовыми кулаками.
– Что там, Сергуня? Опять, что ли, саламандры?
– Кто его знает… Не понос, так золотуха, – вздохнул я устало, притягивая к себе за ремень автомат.
– Так что, собираемся?
– Придется. Надо выйти поглядеть.
Мои дурные предчувствия усилились, когда с палубы донесся чей-то истошный вопль, а затем за бортом что-то увесисто плюхнуло.
Первым, что мы увидели, поднявшись на палубу, был обнаженный по пояс человек, лежащий лицом вниз в луже крови.
На его руке в призрачном свете луны блестел массивный перстень, а в затылке, покрытом редкими волосами, зияла глубокая рана.
«Капитан Курр?» – с ужасом подумал я, глядя на отложной ворот его белой рубахи, украшенный крупным жемчугом.
В этот миг на луну наползла туча. Стало совсем темно. Но не успел я зажечь тактический фонарик под стволом автомата, как палубу залил зловещий багровый свет факелов.