Баронесса вспыхнула и на мгновение опустила глаза. Затем она, с искренним участием взглянув на выразительное, искаженное горем лицо гордого главы рохиллов, сказала:
— Не в обычае губернатора делать несправедливости. Он действительно строг, но справедлив, и если вы не принадлежите к врагам его, то бояться нечего.
— Мы никогда не были его врагами, благородная дама, — возразил Ахмед-хан, — и готовы были сделаться его друзьями, а все-таки он продал нас жестокому Суджи Дауле, который еще недавно был для англичан кровожадным врагом.
— Вы ошибаетесь, благородный хан! — воскликнула баронесса живо, — Уоррен никогда не продает людей и не изменяет друзьям.
— Нет, он нам не изменяет, но открыто объявляет, что предоставляет свое войско в распоряжение Суджи Даулы, чтобы поработить нас.
— Нет, нет, — воскликнула баронесса в волнении, — этого быть не может. Вы ошиблись или чем-нибудь провинились…
— За нами нет другой вины, кроме той, что мы трудами рук своих создали богатую добычу для алчного Суджи Даулы. Мы сумеем умереть, когда нужно, но души наши будут взывать о мщении на голову губернатора, на вашу и даже милого этого дитяти, что для меня очень больно, так как вы прекрасны и добры, благородны и великодушны, это я вижу по глазам вашим и по глазам вашей малютки.
— Мама, — сказала Маргарита, все время с искренним участием смотревшая на гордого хана, который, дрожа от внутреннего волнения, простирал к баронессе руки, — помоги этому бедному человеку.
— Что же я могу сделать?
— Но все-таки, — воскликнул Ахмед-хан, в глазах которого сверкнул луч надежды, — вы, женщины, имеете власть напоминать мужчинам о заповедях небесных, когда самообольщение, ослепление, непреклонность и гордость заставляют их забыть о нем, а вы более, чем кто-либо, благородная дама… Я просил вашего супруга, я предлагал ему большие отступные, чтобы он отказался воевать с нами, чтобы не продавал нас за оскверненные кровью деньги Суджи Дауле. Тяжело мне было просить его, но я сделал это для своего народа, и поэтому просите и вы. Вас он выслушает, и имя ваше будет благословенно среди рохиллов, и не одна молитва не вознесется к Аллаху во всем Рохилканде без того, чтобы в ней не повторялась просьба о ниспослании на вас и на малютку вашу счастья и благословения небес.
— Сделай это, мама! — воскликнула Маргарита. — Сделай это! Он такой несчастный, этот бедный старик!
Она прижалась к матери, и глаза ее наполнились слезами. Ахмед-хан, скрестив на груди руки, почти благоговейно поклонился девочке. Оба белобородых старшины — Фатэ и Магомет — также поклонились.