— Что медлишь, Егор? — Кадушкин слегка подтолкнул якута в спину.
— Я хочу что-то сказать…
— После скажешь!
— Поздно будет. Надо сейчас…
— Мон дье! Ну что опять?
— Возьми туда Анатоля.
— Нет. Этот вопрос решен! Несколько непривычно было услышать из уст Маэстро Луке матерщину, но получалось у него смачно. Потом он, как и Лука мысленно, попытался объяснить якуту про стрельбу в привидения. Тот не отреагировал.
— Ты со скольких шагов попадаешь в темноте, Анатоль? — спросил он, уже успокаиваясь. — С десяти?
— С пятнадцати. А в кого?..
— В привидения! Ладно, хватит шутить. Пошли!
— Возьми его с собой! — Егор стоял, что называется нос к носу с Кадушкиным, и сейчас они напоминали распетушившихся мальчишек. — Прошу тебя, Александр! — Якут коснулся рукой плеча Кадушкина. — Если он нам не пригодится, можешь меня…
— Хорошо. Допустим, я его беру. Но почему ты говоришь об этом в последнюю минуту, доннер веттер?!
— Если откровенно, Александр… я просто боялся твоего крика.
Кадушкин улыбнулся. Да, он был по-настоящему тщеславен, этого не отнимешь.
— А теперь-то кого боишься, скажи честно? Может, Луку Васильевича?
— Никого…
— Предчувствие?
— Не знаю. Просто поверь мне, Ксанс! Видимо, между ними существовали какие-то особые, доверительные отношения. И этот «Ксанс» был из той области.
— О, Господи, Егор! — Кадушкин вознес глаза к небу. — Отбой! Маскируем стоянку. Анатоль идет с нами…
Они намеревались уйти подальше от входа и сделать подходящий, более-менее удобный лагерь. Потом якут обследует пещеру в поисках нужного зала. И в определенный момент вызовет Луку, чтобы тот подключил свою интуицию.
Карта старика Голышева кончалась у Черной скалы.
— Он мне сказал, что зрительно все помнит отлично… — проговорил Кадушкин.
— Он попросту все забыл, старый дурак! — отозвался Егор.
— Но он мне подробно описал зал. И сказал, где копать!
Часа три пробирались по путанным, кривым и низким, без конца перетекающим один другой коридорам, они наконец попали в довольно просторный сухой зал, представляющий собой помещение примерно в сорок квадратных метров. Здесь Кадушкин распорядился разбить лагерь.
Утро, день, ночь — все эти понятия остались наверху. Здесь существовал только горящий на каске Егора фонарь. Расположившись, они распаковали поклажу.
— Он говорил мне, что ходьбы от входа часа три-четыре. Поэтому я остаюсь здесь и место это назначаю постоянным лагерем. Какие предложения?
Никто не ответил. Анатоль, который за неимением других обязанностей стал стюардом, подал им чай со спиртовки и на спиртовке же разогретые консервы.