Кацап едва успел перехватить Гогин кулак.
— Врет он все, падла!
— А Толик все равно мочить не велел. — Кацап стоял между Гогой и Лукой. — Ты думаешь, я его мачкануть не хочу? А Толик-то не велел.
В ту же ночь они вернулись в свою «контору». В знакомой уже комнате для допросов ждал Толик. Три часа ночи — это, видимо, было его обычное время. Как у Сталина.
Мальчик доложил его результаты. И чувствовал себя при этом ужасно: и Толика боялся, и Луки побаивался. «Дурак ты, — брезгливо подумал о нем Лука. — Надо было под любым соусом меня прикончить. А теперь вот дрожишь, как собачий хвост…» Он просто не учитывал, что жалкая мальчикова душа привыкла жить в состоянии постоянного испуга. Так биологи легко вывели в лаборатории мушек-дрозофил, которые умирали в страшных мучениях, если их не опыляли дустом. Извращенцы?
Может быть, эти и им подобные, далекие от происходящего мысли приходили Луке в голову лишь потому, что и его душа дрожала сейчас, как собачий хвост. Дрожала и плакала.
— Ты что же это делаешь, Лучков? — спросил Артист как бы с обидой.
— Пойми, Толик, мне же нет никакого смысла тебя… — начал было Лука свою сказку про белого бычка.
— Вали отсюда! — оборвал его Турукин.
Лука поднялся. Как заговоренный двинулся к двери. Гога и Кацап провожали его взглядом. Выход загораживал лишь Мальчик, и вид у него был растерянный.
— Стоять! — раздалось у Луки за спиной. Турукин, видимо, хотел, чтобы голос его прогремел командирски. Но, увы, сквозь этот голос прорывался петух. Лука оглянулся.
— Куда?!
— В камеру — куда! — Лука пожал плечами. — Дорогу знаю…
— Успеешь. Гога, проводи. Разрешаю разок… только не по башке!
Они вышли. Турукин, сразу позабыв про них, со странной улыбкой уставился на Мальчика.
— Ты что… боишься его, что ли? Мальчик принялся изо всех своих цыплячьих сил петушиться.
— Знаю, что ты всех боишься. Но сейчас ты ведешь себя как-то странно. Ты не замазался, Мальчик?
— Да курва буду, Артист!
— А ты курва и есть. — Турукин повернулся к Кацапу, который, добродушно улыбаясь, сидел на подоконнике. — Чего думаешь?
— А ничего. — Кацап не изменил позы. — Чего ты думаешь, то и я думаю. Ты сюда меня разве думать брал? Если бы я думать хотел, я бы пошел в детскую спортивную школу олимпийского резерва…
— Не думаешь, так не болтай! Что скажешь насчет этого? — Турукин кивнул на дверь, в которую увели Луку.
Что скажу, что скажу? — Кацап нахмурил лоб, — все же заставили его думать. — По-моему, он завтра чего-то откопает…
— Ясно. Теперь слушайте. Если не будет в первой яме, ройте вторую. Пусть сам роет! Если и во второй нет… сюда его больше не везите! «Что я другого не найду… с хорошими почками? — подумал Артист. — Этого — навалом…»