Шоферу он велел остановиться у дома 68 на Люсиновской улице и сразу ушел во двор. Заходя под арку, на всякий случай оглянулся. Шофер за ним не следил. Впрочем, теперь никому друг до друга дела нет: урвал свое — отваливай!
Проходным двором Никифоров дошел до гостиницы, которую можно было назвать и просто ночлежкой. Заведение это являлось как бы придатком к рынку. Ни в одном окне мрачного трехэтажного здания не было даже намека на свет. Но Никифоров точно знал, что за многими из этих окон, укутанных мощными шторами, идет своя ночная жизнь: карты, женщины, чаще всего самой низкой пробы, выпивки, разборки.
Ночлежка эта жила практически по законам, выработанным в лагерях. Были тут свои авторитеты и свои «опущенные», и свои «мужики», то есть работяги, которые стараются ни с кем дел не иметь, привыкли смотреть исключительно в свою рюмку, в свою миску и в свой кошелек.
Что касается «мужиков», и в лагере и здесь они вроде бы представляют единое племя. Но это на первый взгляд. В действительности это не так. «Мужики» — это дерьмо, которое любой фраер может унизить и ограбить, как правило. Но нет правил без исключений. И среди «мужиков» попадаются самостоятельные, умеющие себя поставить.
К одному из таких «самостоятельных» и шел сейчас Никифоров в такой неурочный, поздний час. Димой звали этого человека, а точнее — Денисом Ивановичем Догару. И был он молдаванином из благословенной придунайской области. Но для нашей истории это не имеет никакого значения. Более существенно то, что едва ли не каждого в этой так называемой гостинице можно было прижать или, образно говоря, взять за одно место. И милиция этим, конечно пользовалась. А потому платить за дыньку или за помидоры на закуску никто из служивых даже и в голове не держал. Надо сказать, на этот счет у них, как охранная грамота, было и оправдание. Наша, мол, служба «и опасна и трудна». А платят гроши.
Никифоров, к слову, положением своим в таких вещах не злоупотреблял, на это у него были свои принципы. А Диму Догару он даже избавил однажды от некоторых серьезных затруднений. Попросту закрыл глаза кое на что, чем и отмазал человека. И теперь Дима был как бы никифоровским должником.
Наверное, один из немногих в этой обители Дима сейчас спал. Никифорову пришлось тихо постучать в окошко — благо жил Дима на непрестижном первом этаже и спал чутко. Работал он с утра до вечера: крутился, встречал поезда с грузами, торговался, торговал, улаживал дела с рэкетирами. В Измаиле у Димы остался мальчишка, сын, а с женой они были разведены. И все это Диму безумно расстраивало. Но только внутри. Снаружи он был исключительно спокойный, миролюбивый и слегка ироничный человек.