Что за стиль выражатся у современных журналистов. Для кого они пишут таким задорно детским языком, сводящим аудиторию к самому низшему общему знаменателю? «И точно — обнаружилась полость…» «Некоторые были совсем старыми — среденевековыми…» Передачи детского телеканала Никельодеон, честное слово!
«Продавец старинных монет на рынке предложил Джону за них тридцать фунтов. Но Джон решил оставить монеты себе на память. И правильно сделал! Прослышав о находке, к Джону стали наведываться нумизматы. Последнее предложение за коллекцию составило целых четыреста фунтов! Неплохо для находки в старом подвале!»
Действительно… Вот счастье привалило! Это называется, о чём писать, когда всю мебель уже сфотографировали. А писать надо. Иначе будут одни фотографии. А в серьёзном журнале ещё и слова должны быть напечатаны…
«Согласно некоторым знатокам, особого внимания заслуживают монеты тринадцатого века, отчеканенные на юге Франции. В те времена, местные феодалы имели не только свои замки, но и свои собственные монетные дворы.»
Какое потрясающее и неожиданное открытие! Пиши теперь, подруга, диссертацию. Оксфорд и Кембридж — сдавайтесь без боя…
«Несколько мелких серебряных монет, затесавшихся в «клад» Джона Вилльямса, происходят именно оттуда — из Прованса и Лангедока. Каждая из таких монет может стоить до пятидесяти фунтов!».
Что-то зацепило меня в этих коряво написанных строчках. Почему-то упоминание юга Франции выбивалось из общей канвы. Не только географически и хронологически (откуда в викторианском тайнике монеты восьмисотлетней давности, а главное, почему?), но и на каком-то глубоко-подсознательном, неуловимом уровне. Что-то вспыхнуло в тёмных закоулках памяти и тут же погасло, оставив после себя ощущение досадной потери, как будто я только что держал в руках шпаргалку с верным ответом на какой-то исключительно важный вопрос, но налетел неожиданный ветер рассеяности и забвения, вырвал её и стремительно унёс с собой в неизвестном направлении.
«Но Джон не сдаётся. Он уже решил выставить коллекцию монет на аукцион нумизматов этой осенью! Успехов, Джон! «А есть ли что-нибудь интересное в найденном вами журнале?» — спросила я его: «Не может ли он быть дневником самого Джека Потрошителя? Или очевидца страшных преступлений того времени?» Увы… К сожалению, такой редкой удачи не случилось. Написан журнал едва разборчивым почерком и содержит большое количество закорючек и каракулей, нацарапанных скучающим автором. И говорится в нём о совсем повседневных вещах: погоде, прогулках по Ист Энду, покупках, обыденных разговорах. И так на протяжении трёх лет — с 1887 по 1890 год. Удивительно, что среди записей за 1888 год не встречается ни одного упоминания страшных преступлений Джека Потрошителя.»