— Откуда грамоту знаешь?
— Добрые люди обучили, государь.
Царь Иван Васильевич ваял книгу, полистал: Латинскому обучили?
— Латинскому, нашему, а еще — греческому.
Василий здесь говорил не так, как на папертях и площадях. Просто и спокойно, не изрекал и не пророчествовал. Царь это отметил, а еще отметил, что говорил он с ним без страха и подобострастия, будто с равным себе, и царю это понравилось. А Малюте не понравилось, но он утешался тем, что за ним всегда было последнее слово.
— Где ж они, эти добрые люди?
— В раю, государь. Там, где все, тобою убиенные.
— А как наречены были?
— В синодик свой загляни. Что, и синодика у тебя нет, государь? Как же грехи свои отмолить надеешься? Безымянных молитв Христос от убийц не приемлет.
— Смело заговорил. На милость мою уповаешь? Милость без границ куда суровости хуже.
— На разум твой, государь, уповаю.
— Дозволь, великий государь, я с ним потолкую, — сказал Малюта. — У меня он живо имена припомнит. Кто учил да зачем.
Глянул на него Василий и вздохнул:
— А тебя, палач, и молитвы уж не спасут.
— На дыбе изломаю, смерд юродивый!..
Царь Иван Васильевич с любопытством следил за этим разговором. Ждал, видать, кто первым чуру запросит.
— Я уж сам себя изломал, больше некуда. Зато душу выпрямил, и нет в ней боле страха. А без страха не грозен ты мне, палач. И ты, царь, тоже не грозен. Подыми вериги мои, Малюта, попробуй.
— Я тебя сперва подыму...
— Подыми вериги, — тихо сказал Иван Васильевич. — Блаженный просит.
Малюта нехотя подошел к выходу, где лежало железо, примерился, с трудом оторвал вериги от пола. А ведь в силе был тогда. В большой силе! И государь тоже попробовал, но лишь чуть приподнял и бросил. Грохнуло железо.
— Одного доселе богатыря знал, — сказал он. — Под Казанью единорог с раската сбило, так пушкарь один его на место поставил. Один! Силы такой ради я его в свою царскую баню позвал. А он меня ослушался и не пришел. Меня, царя всея Руси ослушался!
— Знать, не с руки ему было.
— Не с руки?!. — взревел государь, и кровь ударила в голову.
— Царскую честь взвешивать осмелился?..
— Сердце у тебя гневливое, а голова слабая, — вздохнул Василий. — И раз так выйдет, что не сдюжит она, кровью переполнится и тебя же ударит. И архангелы затрубят радостно: «Грешника великого Суд Божий востребовал!..»
— Когда? Когда случится сие? Я за царство в ответе...
— Молитву читай, когда гнев почуешь, государь. А иначе скоро осиротеет Русь, к великой своей радости.
Царь промолчал, с трудом сдержавшись. Но — сдержался: блаженные слов на ветер не бросали. Сказал, остынув: