Говорящий от Имени Мертвых [Голос Тех, Кого Нет] (Кард) - страница 226

Эндер кивнул:

– Да, она совершенно права. Мы наконец сдвинулись с мертвой точки.

Крикунья снова опустилась на землю напротив Эндера. Бросила что-то на мужском языке.

– Она говорит, что никогда не станет убивать людей и запретит это всем женам и братьям. Она требует, чтобы я напомнил тебе, что вы вдвое выше нас ростом, что вы знаете все, а мы – ничего. Ну, достаточно она унизилась перед тобой для продолжения разговора?

Она хмуро следила за ним, ожидала ответа.

– Да, – сказал Эндер. – Теперь мы можем начать.

* * *

Новинья стояла на коленях возле постели Миро. Рядом пристроились Ольяду и Квим. Дом Кристан укладывал спать Грего и Квару, и его немузыкальная колыбельная была едва слышна за хриплым, затрудненным дыханием Миро.

Миро открыл глаза.

– Миро, – позвала Новинья.

Он застонал.

– Миро, ты дома, в постели. Ты перелез через ограду, когда она была включена. Доктор Навьо сказал, что твой мозг поврежден. Мы не знаем, временная это травма или нет. Возможно, ты частично парализован. Но ты жив, Миро, и доктор Навьо говорит, что может компенсировать то, что ты потерял. Понимаешь? Я говорю правду. Наверное, поначалу будет очень плохо, но, по-моему, стоит попробовать.

Он тихо застонал. Но это не был крик боли. Он пытался что-то сказать и не мог.

– Ты способен двигать челюстью, Миро? – спросил Квим.

Миро медленно открыл и закрыл рот.

Ольяду поднял руку примерно на метр над головой Миро и покачал ею:

– Ты можешь следить глазами за движениями рук?

Миро снова застонал.

– Когда хочешь сказать «нет», закрывай рот, – посоветовал Квим, – а когда «да» – открывай его.

Миро закрыл рот и промычал:

– Мммм.

Новинья поняла, что не сможет сдержаться, несмотря на свои ободряющие слова. Это было самое страшное, что когда-либо случалось с ее детьми. Когда Лауро потерял глаза и превратился в Ольяду (она ненавидела это прозвище, но теперь часто использовала его сама), она думала, что хуже быть уже не может. Но Миро, парализованный, беспомощный, неспособный даже ощутить пожатие ее руки, – это невыносимо. Ей было больно и горько, когда умер Пипо, еще горше, когда умер Либо, смерть Маркано принесла ей боль и сожаление. Она даже помнила ту сосущую пустоту, которая наступила, когда ее отца и мать опустили в могилу. Но не было страдания горше, чем видеть несчастье своего ребенка и быть не в силах помочь.

Она встала, чтобы уйти. Ради него. Надо плакать тихо и в другом месте.

– Мм. Мм. Мм.

– Он не хочет, чтобы ты уходила, – перевел Квим.

– Я останусь, если хочешь, – сказала Новинья. – Но тебе лучше снова уснуть. Навьо сказал, что чем больше ты будешь спать, тем скорее…