– Друзья мои, пойдемте. Пойдемте все со мной в собор. Скоро колокола зазвонят к утренней мессе.
Дети собрались и приготовились идти. Новинья тоже сделала несколько шагов к воротам, но остановилась и посмотрела на Эндера. В ее глазах светилась безмолвная просьба.
– Сейчас, – ответил он. – Через минуту.
Она тоже последовала за епископом через ворота, вверх по склону холма, в собор.
* * *
Месса только началась, когда епископ увидел, что в двери собора входит Голос. Он остановился на мгновение, потом отыскал глазами Новинью и ее семью. Всего несколько широких, уверенных шагов – и он уже сидит рядом с ней. На том самом месте, где усаживался Маркано в те редкие дни, когда его удавалось затащить на утреннюю мессу.
Потом внимание епископа снова вернулось к богослужению, а через несколько минут, опять взглянув в ту сторону, Перегрино увидел, что рядом с Голосом сидит Грего. Епископ подумал об условиях договора – девочки все ему очень подробно и хорошо объяснили. О значении смерти свинкса по имени Человек, правду о гибели Пипо и Либо. Теперь все становилось ясным, куски головоломки начали сходиться, образуя картину. Молодой человек по имени Миро лежит парализованный в своем доме, а его сестра Кванда ухаживает за ним. Новинья, некогда потерянная, вернулась, нашлась. Ограда… Как долго ее темная тень лежала на душе и разуме тех, кому пришлось жить в ее пределах! Теперь это чудище мертво, неподвижно, безобидно, даже невидимо. Перестало существовать.
Это было чудо. Хлеб, превращавшийся в его руках в плоть Христову. Как неожиданно мы осознаем, что в нас есть частичка плоти Господней, – в тот самый час, когда тверже всего уверенность, что мы сотворены только из грязи и глины.
Эволюция не дала его матери ни канала, чтобы рожать, ни груди, чтобы кормить. А потому маленькое существо, которое позже получит имя Человек, не могло покинуть чрево своей матери иначе, как пользуясь зубами. Он и его маленькие родичи поглотили ее тело. Человек был самым сильным и подвижным, он успевал съесть больше всех, а потому становился еще сильнее. Человек жил в полной темноте. Когда его мать исчезла, стало нечего есть, кроме сладкого сока, который тек по поверхности его мира. Он еще не знал, что вертикальная плоскость на самом деле не плоскость, а стенки дупла огромного пустотелого дерева и что жидкость, которую он пил, – сок этого дерева. Не знал он также, что теплые существа, много больше его самого, – это старшие свинксы, уже почти готовые покинуть темноту дерева, а копошившиеся рядом малыши – его младшие братья, появившиеся на свет несколько позже его. Его занимали только три вещи: еда, движение и возможность видеть свет. Время от времени вместе с ритмом, которого он пока еще не мог понять, тьму раздвигал внезапный свет. Да, каждый раз все начиналось со звука, источник которого он не мог обнаружить. Потом дерево начинало дрожать, сок больше не тек из щелей – вся энергия дерева уходила на то, чтобы изменить строение ствола, раздвинуть древесину и кору и пропустить внутрь поток света. Когда в мире появлялся свет, Человек тут же терял чувство направления и снова начинал слепо тыкаться в стены, пытаясь найти сладкую жидкость.