Никита скуп на слова, отпускает их так, будто с ними на век расстаётся:
— Из стекла и бетона.
Повернул Воронок. Ступает в тени деревянных домов, с фигурными дымниками на трубах. Громадные старые тополя. Водосточные трубы с чашами, в них торчат жестяные бутоны звенящих цветов. Прохожий с каким-то смешным существом, привязанным на цепочку. Мишутка и рад бы Никиту не спрашивать, да не может.
— Это чего такое? — глазеет на странное существо.
Никита вздыхает:
— Это — собачка.
— А почему у неё лицо, как у дедушки Рафаила?
— Потому что она бульдог.
— А дедушка — кто?
— Дедушка — старичок.
Озадачен Мишутка. Никита же утомился от многих вопросов и советует малому помолчать. Приосадив Воронка, он направил его к воротам одноэтажной конторы лесхоза.
— Далёко не отлучайсё! — предупредил и, накинув вожжи на угол забора, вбежал на крыльцо.
Слез Мишутка с саней. Подошёл к Воронку, погладил по гриве и, набросав ему сена, стал озираться по сторонам. Средь домов в верху улицы разглядел пожарную каланчу, на ней когда-то дежурил пожарный.
«Дойду до тудова — и назад». Заковылял Мишутка небойкой походкой. Не успел дойти до каланчи, как навстречу, едва не свалив его с ног, прометнулась свора собак. Одна, кучерявая, с карими глазками, приотстала. Мишутка нагнулся, начал хватать её за смешной, крендельком свернувшийся хвост, пытаясь его разогнуть, чтобы стал тот прямым, как палка.
— Мальчик! — услышал встревоженный голос мужчины откуда-то со двора. — Не трогай её! Не трогай!
— Но я хочу поиграть! — ответил Мишутка.
— Отойди! — надрывался мужчина. — Она бродячая! Живо укусит!
Но Мишутка в такое не верит.
— На хвосте у собаки зубов не бывает!
— Тогда оцапает!
— И когтей не бывает! — Но всё же Мишутка выпустил хвост, потому что собака, наморщив чёрненький нос, повернула зубастую пасть, из которой вырвалось злое урчанье.
«Хорошо быть храбрым!» — подумал Мишутка, проходя с заносчивым видом мимо забора, за которым стоял кричавший мужчина.
Каланча была старой, круглые стены взлетали отвесно, под полость крыши. «Залезть бы туда! — помечтал Мишутка, остановившись против дверей с заржавелым замком. — Во бы я поглядел! Весь бы город увидел. А может, ещё — и Высокую Горку! А там бы свой дом…»
Опуская глаза, Мишутка одрог — настолько неслышно возник перед ним незнакомый мальчик. Мальчик был долговязый, лет двенадцати, с папироской в руке.
— На, покури.
Мишутка заопасался протянутой папироски.
— Я не хочу! Я не буду!
— Что-о? — долговязый достал из кармана спичечный коробок.
Мишутка сказал:
— Меня заругают.
— А кто узнает? Ha-ко, соси! — и мальчик воткнул ему в рот папироску, прижёг её спичкой и засмеялся. — Теперь затянись!