К тому времени к Расселу вернулось самообладание. Он обнаружил, что может проглотить ком в горле. Потом облизал пересохшие губы.
— Вы меня чертовски напугали, — сказал он, обнаружив теперь, что на Фолли только пижама и домашние тапочки, что пижама на плече испачкана в крови и такое же пятно, мокрое и блестящее, расплылось на щеке.
Фолли молча ушел в спальню. Оставшись один, Рассел огляделся. Единственным источником света были два окна, выходившие на небольшие балкончики; узкие французские двери были задрапированы тонкими пыльными шторами. У одной стены стоял кожаный диванчик, стойка с радиоприемником, на полу — три-четыре потертых коврика, еще в комнате были два кресла, три стула с прямыми спинками, два торшера, длинный стол, заваленный журналами и книгами в бумажных обложках, с большой переполненной керамической пепельницей на нем. Еще там лежал бумажник, который Рассел заметил в тот момент, когда Фолли вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами, но уже без пистолета.
Он поставил бутылку и стаканы и взял бумажник. Быстро оглядевшись, поднял брюки, не замеченные Расселом и, видимо, ранее брошенные под стол. Хотя те выгорели на солнце и не блистали чистотой, Фолли отнесся к ним с вниманием, разгладил, положил бумажник в задний карман и отнес их в спальню. В течение нескольких следующих секунд раздавался только резкий стук открываемых и закрываемых ящиков. Откуда-то донесся звук текущей воды, и когда Фолли вернулся, кровь с его лица была смыта. Прижав к ране мокрое полотенце, он налил виски в один стакан и подвинул бутылку к Расселу, столкнув при этом на пол какие-то бумаги.
— Мерзавцы! — повторил он и выпил.
— Я видел их.
— На улице?
— Они садились в машину.
Фолли нашел скомканную пачку сигарет среди разбросанных на столе вещей. Так как спичек он не нашел, то Рассел протянул ему зажигалку. Отняв полотенце от лица, Фолли посмотрел на него, убедился, что крови больше нет, и бросил на стол. Потом придвинул стул поближе и сел, взгляд его все еще оставался отсутствующим и мрачным. Его растрепанные белокурые волосы выглядели еще более неухоженными, чем прежде, ему явно следовало побриться, а нездоровая отечность грубого лица говорила о буйном образе жизни и недостатке физической нагрузки. Рассел испытал удовольствие при мысли, что ему не придется лететь с Алом Фолли.
— Один из них — тот, что поумнее, — в затемненных очках?
— Да.
— А другой — невысокий, плотный, круглолицый?
— С пистолетом, — сказал Фолли и снова выругался.
— Вчера они приезжали ко мне.
— Да… — Фолли глотнул еще виски, но тут едва не поперхнулся. — Что? — Он напряженно прищурился, как человек, который нуждается в очках. — Они приходили к вам? Какого черта им было нужно?