Однако и сейчас нередки высказывания о том, что литературная лексика и фразеология недостаточны для нужд художественного творчества и что литературный язык надо отличать от языка народа. Подчас даже слышатся прямые упреки составителям толковых словарей в том, что такие словари якобы запрещают писателям и поэтам применять «подлинно народные» слова — областного, «местного» характера, или так называемое просторечие. В таких сетованиях и упреках много неправды и незнания исторических законов языкового развития.
Прежде всего нельзя литературный язык противопоставлять народному, особенно в наше время. В эпоху бурного роста культуры всех слоев нашего общества литературный язык — это высшая форма существования и развития языка народа. Былое резкое противопоставление языка «книжного» и языка «разговорного» ослаблено. Сам литературный язык имеет две разновидности — письменную и разговорную. И речевое творчество народа все больше происходит в пределах самого литературного языка, не нарушая его норм, а поддерживая и укрепляя их.
Одна из основных тенденций исторического развития национального языка — это тенденция к строгому единству; единство же обеспечивается общим признанием норм, охватывающих не только фонетику и грамматику, но и лексику. Всякое нарушение исторического требования чистоты речи есть неизбежно расшатывание языкового единства нации.
По словам М. Горького, «деление языка на литературный и народный значит только то, что мы имеем, так сказать, «сырой» язык и обработанный мастерами. Первым, кто прекрасно понял это, был Пушкин, он же первый и показал, как следует пользоваться речевым материалом народа, как надо обрабатывать его»[13].
Обогащая ту же мысль, М. Горький говорил: «От художественного произведения, которое ставит целью своей изобразить скрытые в фактах смыслы социальной жизни во всей их значительности, полноте и ясности, требуется четкий, точный язык, тщательно отобранные слова. Именно таким языком писали «классики», вырабатывая его постепенно, в течение столетий. Это подлинно литературный язык, и хотя его черпали из речевого языка трудовых масс, он резко отличается от своего первоисточника, потому что, изображая описательно, он откидывает из речевой стихии все случайное, временное и непрочное, капризное, фонетически искаженное, не совпадающее по различным причинам с основным «духом», то есть строем общеплеменного языка [теперь сказали бы — языка национального.— Б. Г.]. Само собой ясно, что речевой язык остается в речах изображаемых литератором людей, но остается в количестве незначительном, потребном только для более пластической, выпуклой характеристики изображаемого лица, для большего оживления его»