Вернувшись в церковь, я рассказал Михаэлю о произошедшем – об армии упырей, об их предводителе и об Охоте, частью которой являлась эта свора. Как ни странно, не будучи близко знакомым с суевериями и легендами простого народа, историю о Дикой Охоте я знал с самого детства. По неизвестной мне причине, именно ею мать очень часто пугала меня, когда я, будучи еще несмышленым ребенком, отказывался ее слушаться. Пожалуй, моя бедная матушка сама не на шутку удивилась бы, узнай она, что ее рассказы о безудержном шествии темных духов вовсе не вымысел, разве что, чуть приукрашены, чтобы человеческий разум мог их воспринимать, не впадая в первобытный ужас. Пастору Михаэлю эта легенда тоже оказалась знакома, судя по тому, как он нервно перекрестился и забормотал молитву себе под нос. Мне стало немного жаль старика – на склоне лет узнать, что все самые мрачные поверья, о которых стараются даже не вспоминать лишний раз, вовсе не выдумка, а ты жив только потому, что отсиживаешься за неприступными для кровожадных тварей стенами, это бесспорно тяжкое испытание для человека, посвятившего всю жизнь спасению душ других людей.
«Судьба жестока, Михаэль, – подытожил я свой рассказ. – И тебе ли не знать, что в наибольшей мере ее жестокость распространяется на тех, кто радеет за благо остальных?!». Пастор тяжело вздохнул: «Ты прав. Как прав и тот, кто сказал, что знание лишь преумножает печали. Даже если я захочу предупредить людей из окрестных деревень, добрая половина из них будет смотреть на меня как на сумасшедшего… Пока не станет слишком поздно…». Я положил руку на плечо Михаэля в знак поддержки и некоего сопереживания: «Не торопись отчаиваться, поп. Как я уже сказал, следующей ночью я нанесу визит своим новым друзьям и, если мне повезет, они перестанут угрожать твоей возлюбленной пастве». Глаза пастора засияли от радости. «Нет-нет, не благодари меня, Михаэль! Я делаю это вовсе не из сострадания или любви к ближнему. Не забывай, что я не меньший враг твоим добрым людям, чем твари, которых извергла Преисподняя, и растерзаю любого из них, встань он у меня на пути в неурочный час». Священник пожал плечами: «Пути Господни неисповедимы и не мне судить о Его промысле. По крайней мере, умерщвляя тела людей, ты не чинишь вреда их душам».
Признаюсь, мне совершенно нечего было ему ответить.
Я не имел ни малейшего представления, что ожидает души моих жертв.
Да и мне было наплевать на это.
Теперь настало время подумать о ночлеге и прочих насущных вещах. Сменив одежду, я спросил пастора о месте для сна. На всякий случай я расположился в одной из подвальных комнат, в которую солнечный свет не попадал ни при каких условиях и которая запиралась изнутри на щеколду. Конечно, Михаэль производил впечатление человека, которому можно доверять, да и находился он не в том положении, чтобы пытаться меня убить в порыве праведного гнева, но я прекрасно знал человеческую природу, и меньше всего хотел проснуться оттого, что кто-то вгоняет мне кол в сердце. Напоследок пастор спросил, не нужно ли мне чего-нибудь. Я сказал, что неплохо было бы, если кто-то попытается привести в порядок мою одежду, пострадавшую в схватке с нежитью. Немного подумав, я мрачно пошутил, что не откажусь от свежей крови. Михаэль вымученно улыбнулся и отправился спать, для него пережитого за ночь было более чем достаточно, я же дождался рассвета и, когда мои слуги проснулись, дал им необходимые инструкции в связи с неожиданной остановкой минимум еще на одну ночь. Собственно, все, что от них требовалось – приглядывать за священником в течение дня, чтобы он не учудил чего-нибудь, и уезжать домой, если я не вернусь к следующему рассвету.