Во время этого визита произошел эпизод, который не часто встречается в дипломатической практике. В конце переговоров В. Жискар д'Эстен устроил вечером в Рамбуйе обед в честь Брежнева в узком кругу. Пользуясь выдавшимся свободным временем, я принял приглашение помощника Громыко, В. Г. Макарова, и других сопровождавших лиц поужинать в ресторане, находившемся в гостинице в 500 метрах от замка Рамбуйе. Со мной в поездках всегда был мультитон, через который охрана Брежнева в любое время могла со мной связаться. В ходе ужина с прекрасной французской кухней раздался зуммер мультитона и меня срочно попросили в замок.
Первая мысль была: что-то случилось с Брежневым, хотя я и оставил его в прекрасном состоянии. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что вызывают меня не к Брежневу, а к министру иностранных дел Франции Сованьяргу. Французская сторона была так уверена в состоянии здоровья своих молодых руководителей, что даже не установила в замке обычного медицинского пункта. Кстати, машина скорой помощи, вызванная окружением французского президента, прибыла в замок только через 40 минут. Что произошло за обедом, мне трудно сказать, знаю только, что Сованьярг в конце обеда потерял сознание и его перенесли в один из кабинетов. Самое смешное, что, когда наши представители привели меня к этому кабинету, французская охрана сказала, что без распоряжения президента меня в кабинет пустить не могут. «А если Сованьярг умрет?» — спросил я. Охрана только развела руками. Наконец кто-то побежал к д'Эстену и, естественно, разрешение было получено.
Осмотрев Сованьярга, сделав электрокардиограмму, я убедился, что ничего страшного нет, что это обычный обморок, связанный с переутомлением и волнением. Действительно, после введения ряда лекарств Сованьярг почувствовал себя хорошо и я передал его приехавшим французским врачам.
Как обычно в поездках, я зашел к Брежневу, спросил, как самочувствие, и рассказал о случившемся. Брежнев высказал сожаление и сказал: «Смотри-ка, молодой ведь человек, а как слаб. Такой нагрузки не выдерживает». Причем в его словах я слышал подтекст: «Видишь, и молодые не выдерживают, а что ты хочешь от меня?»
Он искренне верил в необходимость сохранения мира и четко представлял, что это чаяние советского народа, пережившего трагедию второй мировой войны. Часто вспоминая военные годы, он искренне говорил, что надо сделать все, чтобы наши внуки никогда не познали ужасов войны.
Другое дело, что, как и все руководители старшего поколения, он исходил из необходимости добиваться мира с позиции силы. Его принципы где-то можно сравнить с принципами М. Тэтчер, ратовавшей за сохранение ядерного потенциала как гаранта мира. Воспитанный на догмах коварности «капитализма», выжидающего подходящего момента для уничтожения СССР любыми средствами, пережив уроки двух первых лет Отечественной войны, когда страна оказалась неподготовленной из-за веры в договор с Германией, он активно поддерживал тех, кто выступал за превосходство страны в вооружениях, и в первую очередь — Д. Ф. Устинова. Несомненно, он очень много сделал для создания самых мощных вооруженных сил в мире и самого большого ядерного потенциала. Все они, руководители того времени, понимали экономические сложности, которые переживала страна, и, несмотря на это, открывали «зеленую улицу» военно-промышленному комплексу. Брежнев часто говорил: «Народ нас поймет, за мир надо платить». Сейчас, если судить по выступлениям прессы, некоторых государственных и политических деятелей, видим: не во всем был прав Брежнев — народ этого не понял.